Сибирские огни, 1967, № 7
лись выкрики: «Вон что деялось!», «Обманщик!», «Фокусник, христопро давец проклятый!» Толпа напирала нам в спины, возбужденно сопела. Оцепление гнулось и с трудом сдерживало натиск. Колькин голос перекрывал этот гул: — Гражданин судья! Пусть секретарь покажет народу настойку, которой апостол свои святые пятки мазал! Выше, выше поднимите, пус кай все видят! Так. А теперь еще и собачьи носочки. Тоже повыше! Ви дели, граждане? Все видели! Может, вы, бабули и бабочки, подойдете к нему ножки облобызать? Идите — пропустим! Он сейчас разуется. А вы, мужики, может снова бородами будете вражеские следы заметать? Что ж, бабочки, замерли? Снова чуда ждете? Наказания божьего за бо гохульство мое?! Может, он это сделает?! —и Колька ткнул пальцем вверх на еще не закрашенного под куполом Саваофа. Все, как по ко манде,' подняли головы. А мне даже показалось, что от такого неожидан ного обращения у Саваофа зашевелилась заляпанная борода. Толпа была уже на полном накале. Верующие, в порыве злобы на разоблаченного «пророка», за его оскорбление самых святых чувств, пе рестающих уже быть святыми, не выдержали, двинулись к оцеплению. Из-за спин, между нашими плечами, тянулись к «апостолу» старческие, скрюченные трудом пальцы, готовые разорвать. — Иу-да-а!!! Колька брал все круче и круче в гору. Он уже не смотрел на Евсеи- ча, да тот и не подавал знаков, а только тихо скомандовал: «Передать по цепочке: держать руки крепче, не допустить прорыва!» ...Божьего инструктора Вострухина-Кручину суд приговорил к рас стрелу. После суда Яшка Мордовцев сказал нам с Колькой: — В порядке самокритики надо признать: с «крестителем» вы нам нос утерли. Зато в самом важном — по коллективизации — придется вас на буксир брать. Пятилетка черепашьих темпов не признает. В глубине души я был с ним почти согласен, но сознаться открыто, да еще при Кольке, не позволяло самолюбие. А Колька? Взбудораженный завершением победы над «крестителем», своей речью и всем происшедшим на суде, он весело затряс Яшку за плечи и только и ответил детской дразнилкой: — Эх, ты! «Яков, Яшка, воробей —не пташка»! И оба, довольные друг другом, дружно захохотали. Г Л А В А П Я Т А Я „Р е м о н т ё р ы“ Февраль люто и упрямо брал свое. От мороза разрывалась земля, покрываясь, как от трудных дум, извилистыми морщинами. По ночам трещали углы и у скособоченно торчащих в сугробах изб и в накрепко дедами рубленных пятистенках. Мороз равнял всех. Но жизнь не равняла. Клала трещины и между соседями, и между родственниками, и в самих семьях. ...В Усть-Каменке, несмотря на мороз, отношение к нам потеплело. После почина трех середняцких хозяйств, в которых поработал Мирон Евсеич, в «Смелую разведку» под началом Никиты Огрызкова пошли и другие хозяева домов с наличниками. «Уговоры-разговоры» все же свое действие возымели. 55
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2