Сибирские огни, 1967, № 7
укором для нас, осталось валяться забытое чучело попа в рогожной рясе. Оцепление и обыски почти ничего не дали. Верно, в трех дворах на шли два обреза и старую драгунку без затвора, но хозяева доказывали, что они у церкви не были, а винтовки кто-то подбросил «по злобе». Во всем этом надо было еще разбираться. А «Иоанн креститель» исчез, как языком слизнуло. Ранним утром весь актив собрался в сельсовете. Василия Ивановича с приехавшим врачом отправили в больницу в тяжелом состоянии. Жда ли районное начальство и сурового разноса. Настроение было подавлен ное, и никого особенно уж и не радовало, что на дверях собора присур- гучены печати. Даже Яшка и тот отвел меня в сторону и без всяких предисловий, как всегда по-честному, напрямик сказанул: — У тебя как с равновесием? У меня препаршиво. Вроде бы и побе да, да какая-то она... шиворот-навыворот. Егор Петрович и Евсеич решили провести разбор «вечернего сраже* •ния». Егор Петрович, напружиня свои крутые плечи, рубил: — Ошибка первая: недоглядели приход «апостола» в село. Вторая— допустили их условный знак для сбора: церковный звон. И третья — пе сенками да чучелами занялись, а скопление церковников, а за ним ку лацкую вылазку прохлопали... Ладно, что Николай про керосин заорал, бабье и прочих напугал, а то бы сейчас тут... завряд ли калякали. И еще ошибка: Николай для испугу орал «Жги!», а наши дурни в раж вошли и давай на полный сурьез... А это уж не игрушки, а чистое фулиганство, и за это наказывать надо! Евсеич повел разговор по-другому: — Может, мы, ребятушки, на этот раз сработали и не все ладно. Бе ру вину на себя. Сам в горячке головы мысль подал. Но как ни крути, а дело сделано — собор прикрыли. Надежду кулацкую выбили. И «кре ститель», о котором Сергей нам рассказывал, во всей натуре обозначил ся. Да и тех, кого он антихриста бить звал, намного виднее стало.—А по том политрук передернул очки на носу и, приподнявшись, впился в Коль ку:— А ну-ка, встань-ка, герой! Поди, и загордился. Я-де всех чуть не от смерти спас?! Так, что ли? Ну, находчивость проявил, напугал, благо мать с отцом этаким голосищем наградили. А кто тебе над народом изгоняться позволил? Над темнотой ихней. Над невежеством* их... Яшка не вытерпел: — Хороша темнота — с обрезом под полой! Евсеич оборвал: — А ты хоть один видел? Понимать надо. А тут у нас новоявлен ный Стенька Разин выискался — осатанел с криком. Ну, насчет кероси на ловко выхватил. А лаяться, как кобелю какому, кто позволил? Бабы с паперти бегут, а он все божью матерь поминает. Ты думаешь, этим от бога их отпугнул? Нет, наоборот получится. От нас, от советской власти отпугиваешь! Не по-партейному так делать. Дан тебе талант — голосина такой, так его на дело, а не на лай собачий пользуй. И выходит, что за «керосин» ты молодец, а за все прочее кругом дур-рак! Вот оно что. Нам всем за Кольку стало обидно. Все-таки он начальник агитко- лонны, а Евсеич так его принародно разделал. Ну, а потом многим из парней по душе пришлось богохульство на паперти. А Евсеич внезапно как-то потеплел и совсем другим голосом спросил: — И откуда в тебе, Николай, этакая лютость к поповщине? Вроде ты и молодой еще. Когда ж тебе долгогривые так насолить успели? 44
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2