Сибирские огни, 1967, № 7
И вдруг над толпой, как бы высунутая из нее, внезапно возникла фи гура «Иоанна крестителя» с поднятым посохом-дубиной в руках: — Во славу господа нашего Иисуса —бей антихриста!— и посох, мелькнув, опустился на серую шапку-финку. — Кольку?! Толпа грозно зарычала. На мне затрещали крючки полушубка. Кто- то стал выкручивать руки, чьи-то железные пальцы шарили по карма нам и за пазухой, гнули к настилу паперти. Я извивался ужом, отбивался ногами. В голове пронеслось — «Крышка,— сами в мышеловку залезли!» Мысль прервал, перекрывший гул толпы, крик-команда: — Ке-ро-сину!! Факельщики, жги черное племя! Жги кулацкие бо‘- роды! Подолы, подолы бабьи! Пусть горят чертовы вороны! А вслед понеслась пушечная канонада в адрес божьей матери, всех апостолов, бога Саваофа с ангелами и присными. Вот когда мы убедились окончательно в могучей силе Колькиного голоса. Это была уже не мелодекламация под духовой оркестр в город ском клубе!.. Вокруг меня все шире и шире образовывалась пустота. А в Кольке, видимо, вовсю проснулась озорная мощь деда-протодьякона, потрясавшего когда-то церковные своды своим ревом. Только сейчас об ладатель голосины не заставлял, как его дед, в страхе падать людей на колени и истово бить поклоны. Колькин «анафемский» голос бил напо вал, гнал с паперти в сумрак сельской ночи растерянные фигуры з черном. Паперть опустела. Ребята кинулись к оставшемуся на ней лежать Василию Ивановичу, в такой же, как у Кольки, серой финке. Что-то кри чал Яшка Мордовцев, отдавал какие-то распоряжения Егор Петрович, а Колька, с выхваченным у кого-то факелом, продолжал бегать в разо рванном полушубке по краю паперти и дико потрясал воздух: — Что взяли, чернохвостые?! Вот вам от Матвея... там, там, тарам! Вот вам от Луки... Там-татам! Не вышло, смиренные-преклоненные... тах, тарарах! И не выйдет! Слы-ши-те: никогда-а не вый-дет!! Огромная тень металась за ним по дверям и стенам собора. Но на его плечо опустилась твердая стариковская рука Евсеича: — Остынь, Николаша! Дело делать надо. Командуй отбой и оцеп ление. Колька глянул на него бешеными ¿-лазами, вздрогнул, провел по ли цу закопченной рукой и хрипло выдохнул: — Спасибо, Евсеич! — и уже спокойнее проорал на полсела: — Все му активу оцепить центр села. Ловить апостола! Быстро! Стонущего Василия Ивановича на руках понесли с паперти. Колька бросился к нему: — Живой?! Елена! Обеспечь перевязку и дежурить при нем до при езда врача. Вот только печать медную у него достать. A-а, вот она! Де ло-то нужно завершить,—И Колька, вытащив из кармана брусок сур гуча и шнурок, бросил мне: —Помоги! Как накладывать печать, мы толком не знали. Решили протянуть сквозь ушки соборного дверного засова бечевку, завязать ее, растянуть концы в разные стороны и на каждый наложить печать. Сургуч плавили факелом, он то капал на пол, то никак не прилипал к железу дверей. Провозились долго. Наконец оба красных кружка с оттисками печати стали на место. Колька мрачно полюбовался работой: — Дверочки-то опечатали, зато самих чуть не припечатали. Да вот как еще Василий Иванович... Ну, пошли, что ли! Стояла морозная тишина, село притаилось и замерло. Вдалеке за нудно выла собака. Вокруг не было ни души, только на дороге, каким-то 43
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2