Сибирские огни, 1967, № 7
— Ах ты, контра кулацкая! Лена открывает глаза и смущенно улыбается. Еще слабым голо сом говорит: — Сразу страшно... страшно стало, когда он... топором... а потом ничего не помню. Колька — как угадал, и кричит из глубины двора: — Если там наша барышня в себя прийти изволили, брось по го ловке наглаживать, лучше ворота открой. Пусть народ видит, на что кулачье способно! На другое утро, разбитые от необычных переживаний за последние сутки, мы поспешно глотали горячий чай. Лена напрасно старалась обратить на себя внимание Кольки, то подвигая ему горячую картошку, то наливая вторую кружку чая. Он ее просто не замечал. Евсеич внимательно посмотрел на всех нас: — А вроде бы, ребятишки, носы повесили. Может, жалость под рубахи забралась? Васек Пикалов уставил свой длинный нос в миску, словно пода вившись картошкой, уронил: — Люди все-таки... — Люди? Вон Якова доведется в больницу отправлять, нога пух нет. Поедешь его провожать. Там у доктора спроси, по-людски на него с чужих дворов кулаки псов спустили, аль нет? Николай, ты сейчас на счет обоза проверь. Все остальные—-своих «крестников» на посадку готовить. Евсеич был сух, строг и непреклонен. Предстоял последний этап — отправка обоза с раскулаченными. Я вышел на улицу. Вскоре меня догнала Лена. — Ты зачем? Лучше, может, не ходила бы? — Нет, надо... — Ну, как знаешь. Около дома Мудрова большая толпа. При нашем приближении на род раздается на две стороны и, как в рамке, становится видна картина. В резных, распахнутых настежь, воротах на коленях стоит Мудров. Он дрожащими руками собирает из-под подворотни кусочки мерзлой земли и складывает в мешочек, повешенный на шее. Потом крестится широким крестом и кланяется народу: — Простите меня, миряне, коли обидел кого, кто сердце на меня имеет. В хладе северном замолю грехи свои перед господом! В толпе начинают всхлипывать и причитать бабы, те самые сердо больные русские бабы, которые еще недавно выпрашивали христом бо гом в долг у него полпудовки муки для голодных ребят, а потом от рабатывали в семь потов. Кто-то из них уже в голос причитает: — Так рази нельзя как по-другому с им? Старой он... — А это власти вашей решение, чтобы старого да немощного меня в снега вечные... Надо что-то немедленно предпринимать, но я не знаю что. Сзади раздается запыхавшийся злой шепот Кольки: — Как допустил? — и в полный голос: — Кончай спектакль! Го товься, гражданин Мудров, в отъезд. Вскоре кулацкий обоз из десятка подвод, нагруженный «лично не обходимым имуществом», проехал по молчавшим улицам села и исчез за поскотиной в туманном куреве счежной поземки. 29
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2