Сибирские огни, 1967, № 7

Гермоген не только рассказывал, но и поучал своего маленького друга: — Ты, отроче, с церковного амвона мир не разглядишь. Так всю жизнь кадилом и промахаешь. До моих лет доживешь, оглянешься и, кроме креста наперстного на брюхе своем, ничего так и не узришь, А жизнь-то уже —тю-тю,—уезжает, матушка! Ты так проживи, чтобы, как с горы, весь свет увидеть. На гору с пуховой периной не лезут, там, брат, может, и камешек вместо подушки под голову класть придется. А ты терпи. Отдавишь ухо —на другое повернись и все равно — мир слушай. Слушай, приглядывайся и познавай! Однажды, дико взметнув клином длинной седой бороды, ткнул он рукой на лик тусклой иконы: — Может, и к нему приглядишься —познаешь! Да мал ты еще, не понять тебе этого. Но Георгий вскоре и познал и понял. Во время торжественного богослужения, первую роль в котором играл сам архиерей, он при облачении его преосвященства опоздал по­ дать посох. Архиерей был нрава крутого и нетерпящего нарушений чи­ на службы. Наказание последовало тут же — рукоятью посоха по зу­ бам. Прислужник в ангельском стихаре выплюнул с кровью два пе­ редних зуба и в полную звонкость мальчишеского голоса обложил его преосвященство так, что позавидовал бы и сам дядя Гермоген. Георгия вытолкали в притвор, содрали с него парчовый наряд, а после бого­ служения под руководством самого архиерея выпороли до полусмерти. У отца же, за отсутствие благочестия в воспитании сына и его бо­ гохульное поведение в храме божьем, отобрали «прото» и отчислили из архиерейской соборной свиты простым дьяконом в захудалую церк­ вушку. Сын Георгий стал виновником всех бед в семье: и в том, что запил «мертвую» отец, и в том, что старших сестер-бесприданниц почти невоз­ можно сбыть с родительских рук. В семье он стал затравленным вол­ чонком. Весь в ссадинах и кровоподтеках от сестринских щипков и мате­ ринских затрещин, похудевший и повзрослевший, он пробрался к дяде Гермогену, на этот раз без водки: — Скажи, как ближе к морю пройти? Старик понял все и не стал отговаривать. — Не будет теперь тебе жизни под кровом родительским. Что ж, иди. Вот она, тропка твоя, в гору откуда выглянула. Маловат еще, ну да не беда, захочешь— вскарабкаешься. Тебя ведь Георгий зовут. Зна­ чит— воин, герой. На Таганрог иди. Там у меня знакомец есть, записку дам. Давай на путь жизненный благословлю тя! —и Гермоген поднял РУКУ- — Не надо крестить. Меня так уж окрестили —до сих пор на заду кожа не зарастает. — Ишь ты! Не надо, значит? Ну что ж, не надо так не надо. Вы­ ходит—познавать начал. Денег я тебе, отроче, много ¿на путь дать не могу. У самого пусто. Вот, три полтины —- возьми. А дам я тебе штуку одну, пусть тебе она заместо талисмана будет. С ламой одним встре­ чался, все о божественном спорили. Ну, а потом к одному пришли... и, на память обменялись: я ему крестик нательный с себя, а мне он это... И Гермоген, порывшись в складках рясы, протянул Георгию кро­ шечную, не больше сустава на пальце, медную статуэтку сидящего Будды. — Мне она уж ни к чему —помирать скоро. А тебе пригодится. Не 2* 19