Сибирские огни, 1967, № 7

ные современные парни — застенчивый, мяг­ кохарактерный главный герой и более бой­ кий, любящий приволокнуть за девушками, не брезгующий даже «зверь-бабой», Нико- лай. Они попадают в чрезвычайные обстоя­ тельства и действуют в полном соответствии с опытом своей недлинной жизни, своего ми­ ровоззрения: разоблачают «святого» старца, , стараются всеми способами выветрить дур­ ман из темных голов жителей скита, отор­ ванного от реального мира. Они проявляют высокое мужество, когда дело доходит до вооруженной борьбы с преступными замыс­ лами главарей секты. Характеры молодых героев повести, в общем-то, не меняются, не закаляются, так сказать, в борьбе. Мужест­ во логически рождается из всего их пове­ дения, просто они не могут поступить иначе, так уж они воспитаны нашим обществом. Убедительно и сильно звучит в повести та­ кая морально-этическая трактовка современ­ ной советской молодежи. Но идея уходит еще глубже. На первых страницах, где описан поход по тайге, глав­ ный герой, демонстрируя свое охотничье ма­ стерство перед проводником Яшкой, убива­ ет дуплетом двух рябчиков. «Й не потому, что нужно было. Просто я выламывался перед Яшкой — знай, мол, на­ ших! (Сбить двух одновременно взлетевших птиц — не просто. Это охотничий шик). И вот на мху лежат две пестрых хохлатых птицы, в густом воздухе кружится легкая серая пушинка, выхлестнутая дробью, а три дурака стоят и рассуждают, какое в таких случаях нужно давать упреждение, чтобы сразить птицу дробовым снопом... И вдруг —ударом — мне становится про­ тивно сознавать, что вот для этих хитрых глаз, поглядывающих в щели век, я убил двух таких милых, славных птиц... Видно, я недобрый, холодный, злой человек. Я врагом пришел в эти места...» В конце повести главному герою уже по необходимости и не против птиц приходится проявить свое охотничье мастерство. Его и Николая подкараулили два главаря секты, чтобы убить. С великолепной динамикой описана пере­ стрелка, охота людей друг за другом. Па­ дает убитый Николай. Главный герой оста­ ется один. Он совершает перебежки, точно рассчитывает каждый выстрел, обманывает врагов, навязывает и^ свой темп стрельбы, а на душе у него непрерывно — тоска, тос­ ка, нежелание стрелять в людей, враждеб­ ных, преступных, отвратительных, но —лю­ дей. Дуплетом, двумя быстрыми выстрелами он убивает обоих преступников. И в полной тишине, рядом с тремя трупами, его охваты­ вает отчаянье. «Какое право они имели стрелять в Ни­ колу и заставить меня убить их? Они, они сделали меня человекоубийцей. — У, сволочи! — закричал я.— Гады пол­ зучие!.. Мерзавцы! ...Вся ненужная, лишняя жестокость ми­ ра обрушилась на меня. Какое право они имели заставить меня убить их?» Впечатляюще сильно пронизывает по­ весть эта идея, исполненная воинствующего гуманизма. Мы никого не хотим убивать, но уже не раз наши враги, наши убийцы за­ ставляли нас убивать их, они сами навя­ зывают нам эту необходимость, они разру­ шают чистое восприятие мира. А. Якубовский — писатель яркого худо­ жественного дарования и сильной мысли. «Не убий» —лишь вторая его книга. Мы с уверенностью ждем, что новые его книги будут все глубже и значительней проникать в сложную суть нашего времени. N1. Р у б и н а ОДНОЛЮБ /"* обложки книги смотрит на вас милое женское лицо. Очень русское, тихое, чуть печальное. Еще не перевернув ни од­ ной страницы, вы думаете о том, что жен­ щина эта, вероятно, любит и чувствует при­ роду. Потом это так и оказывается. Антони­ на Баева1 действительно любит и знает мир в его запахах, красках,.звуках. Любовь ее — не пылкая страсть, а ровное, глубокое чувст­ во, какое дается человеку раз и на всю жизнь. И природа в стихах Баевой не сле­ пит ярким цветением, она живет, дышит, радуется, грустит. Небо, леса, раздольные степи — и свежая капля росы «в ладонях» шиповника, и призывный крик выпи, поте­ рявшей детеныша, и привставшие «на тугие ножки» грузди... Мир огромный, казалось бы необозримый, увиден и услышан во всех его подробностях. Человек слился с этим миром, стал его частицей, в нем ищет ра­ достей и опоры. Связи человека с природой поэтесса рас­ сматривает не как философ, она не стремит­ ся извлекать из них «корни», не конструи­ рует поэтические символы. Ее мысль движет­ ся в сфере житейских образов и понятий. Вот старая крестьянка. Она встала до рассвета, истопила печь, накормила кур и уток, собрала всю семью на пашню. Теперь можно выйти, наконец, из дома. И женщи­ на отправляется в лес, по грибы. Поэтесса описывает, как старуха, усталая, ждет пере­ воза — «на ведро осела грузно, подперла щеку ладонью», и как в это же время за речкой, в бору «уже привстали из-под елоч­ ных иголок» грузди, как заалела костяни­ ка — все «рук ее охочих ждут» («Старуха»). Для старой крестьянки, обремененной 1 А н т о н и н а П а е в а. Зимьяя радуга. М— «Сов. писатель», 1966. 12 * 179