Сибирские огни, 1967, № 7

и драматизм ее событий, нарастая, стремит­ ся к какой-то последней грани возможного, точнее —к безграничности испытаний и возможностей Человека. Вероника взваливает на себя бремя и радость материнских забот о русской де­ вочке Тане, дочери военнопленного, который ненадолго появился в ее жизни и вызвал светлое и мгновенно отнятое обстоятель­ ствами чувство любви. Она —не без серьезного внутреннего со­ противления — принимает в свою семью одинокого немецкого мальчишку Вальтера и делит теперь свой малый достаток, свои силы и свою любовь между четырьмя чу­ жими (конечно, формально чужими, а на самом деле такими же родными, как ее соб­ ственная кровинка) детьми: евреем Винца- сом, литовцем Римукасом, рурской Таней и немцем Вальтером, ставшим Виктором в память об отце Таки. Страницы романа, посвященные жизни втой необычной интернациональной семьи, не оставят равнодушным самого сурового человека: так трогательны картины этой бескорыстной дружбы, взаимной преданно­ сти, самой высокой человеческой чистоты. Но возвращаются родители Римукаса, ка­ кие-то заботливые люди отправляют Вик­ тора его немецкой матери, и, наконец, ми­ лая Таня «оборачивается, рукою машет и косичками машет»,— навсегда уводит ее родной отец. А Винцаса увели еще рань­ ше —под конвоем, оклеветанного. Проходит немного времени, и она узнает, что ему не суждено возвратиться. Было шесть детей —не осталось ни од­ ного. А чтобы одиночество ощущалось еще более гнетущим и мучительным, И. Мерас отнимает у своей героини и родителей, и сестру, и братьев, убитых бандой кулацких выродков, и даже память о ее первой люб­ ви: Винцаса убивает ее сын Винцас. Маль­ чик, названный в честь ее возлюбленного, в бою с бандитами' уничтожает человека, наградившего его своим именем. Так слож­ на, так невероятно противоречива жизнь, такие жестокие преграды громоздит она на пути Вероники. И вот она осталась одна. Совсем одна. Собственной рукой она уничтожила послед­ нюю память о прошлом — ударила топором по лысой голове Антанаса, осмелившегося снова явиться к ней, все еще думавшего, что есть у него власть над женщиной. Так она покарала зло, предательство. Правда, это произошло скорее по воле автора, чем по ее собственной воле. Мы больше верим Мерасу, когда Вероника творит добро де­ тям, чем когда она карает Бернотаса. Сила Вероники — в ее любви. Ц даже когда она остается совсем одна, мы верим ее словам: — Человек должен жить. Она отдала ради жизни всю себя, ни­ чего не жалея. Она отдавала свою душу родным, отдавала чужим, которых она сде­ лала родными. А если не осталось ни тех, ни других, то все равно остались люди. — Могилы могилами, сынок. А мы жи­ вы, живем, и жить надо. Вот эту стойкую силу жизни, эту неис­ черпаемую готовность диктует Веронике ее материнское сердце, которое пульсирует лю­ бовью (любовью гораздо больше, чем не­ навистью) и поэтому творит Великое. Так можно ли назвать Веронику малень­ ким человеком? По всем анкетным признакам, по внеш­ ним приметам ее жизненного пути — безу­ словно. Когда она задумывается над тем, что «теперь государство пенсии платит», ей при­ ходится с горечью и почти без надежды спросить: «Может, и ей что-нибудь положе­ но?» Без надежды, ибо «никаких докумен­ тов у нее нет, никаких бумаг». Но Мерас всем строем своего повество­ вания уже привел нас к выводу, что на та­ ких, как Вероника, держится мир. На ее самоотверженности, на ее человеколюбии, на неодолимой силе ее материнства. Масштаб Вероники измерен ее поступ-' ками. Она спасла для жизни шестерых де­ тей. Это была ее дорога к величию, доро­ га, по которой ведет любовь. Таков конечный вывод И. Мераса, та­ кова же и основная устремленность его творчества, потому что в романе «Ничья длится мгновение» (по-иному «Вечный шах») мы встречаемся только с вариацией этой же мысли. Правда, этот роман художественно со­ вершенней. «На чем держится мир» — мо­ нодрама, фигура Вероники оттесняет осталь­ ные, и многое воспринимается только как подсобный материал, только как постамент для памятника Матери. «Ничья длится мгновение» — многофигурная композиция, в которой художник, если не придираться к некоторым частностям, достиг необходимой соразмерности, гармонии всех ее частей. У критика В. Бушина разный художе­ ственный уровень двух произведений вы­ звал ощущение того, что они дают разные ответы на один и тот же вопрос. По его мнению, образом Вероники И. Ме­ рас заявляет, что «'мир держится на стра­ стотерпцах»: в страданиях Матери критик не видит подвига. А. Макаров уже хорошо ответил ему, разъяснив, что раз «подвиг связан с самоотвержением и самопожертво­ ванием, он не обходится без страданий». Несостоятельность выводов В. Бушина до­ статочно очевидна и в свете всего выше­ сказанного. Конечно, Вероника не мученица, с го­ товностью переносящая свои испытания, а человек, каждую минуту своей жизни от­ дающий людям, значит, борец, один из тех борцов, на ком и впрямь держится мир. Если В. Бушин в чем-то прав, то лишь в своем утверждении, что этот вывод ясно и убедительно звучит в другом произве­ дении И. Мераса. Кто-то назвал роман «Ничья длится мгновенье» историей Ромео и Джульетты из современного концлагеря. Такое опре­ 170