Сибирские огни, 1967, № 7

тый отцом, вскормленный из милости в бедной, полуграмотной семье, не пожалев­ шей ему немного жвачки из черного хлеба. Другой — ее молочный сын. Она нежно звала его мальчиком, потому что он, теп­ лый и мягкий, облегчал ее грудь, которую распирало молоко, не доставшееся Юозука- су. И наконец — третий, Римукас, сын бо­ гатого нотариуса, когда-то обратившего внимание на ее женскую красоту и потом, по причинам ей непонятным, очутившегося в Сибири. Ей было не очень интересно, от­ чего такая судьба постигла отца. Но она знала, что такое ужас сиротства, и взяла на себя заботы о Римукасе не то что без раз­ думий или сомнений, а так же естественно и просто, как она дышала. Инстинкт материнства — тоже инстинкт, но есть в нем одна особенность, которая резко его отличает. Когда человек ест, пьет, спасает себя от боли, страданий или смерти, то все эти действия имеют одну- единственную цель — самого себя. Удовле­ творение биологических потребностей не вы­ водит человека за его собственные пределы: он остается в себе и для себя. Чувство матери, при всей его из­ вечности и неизменности, при всех его био­ логических корнях, социально. И. Мерасу удалось рассказать об этом переходе био­ логического в социальное с удивительным для молодого художника лаконизмом, да при этом его лаконизм нигде не нарушает ни психологической достоверности, ни пла­ стической зримости происходящего. Одинокая женщина и трое детей ока­ зываются иод пятой фашистов. И беды при­ ходят сразу. У нее отнимают молочного сына и бросают в лагерь, за колючую про­ волоку: ведь он — еврей. Она «собрала все, что было у нее: краю­ ху хлеба, шмат сала, два яйца, надергала в брошенном огороде моркови, круглой, гладкой, сахарной, с тупыми концами». И с этим бедным своим богатством отпра­ вилась она к проволоке искать мальчика. «Ты нашла...— тихо шептал он, вцепив­ шись в изгородь, прижавшись к шипам...— Я тебя все время ждал. Она развязала-« узелок. Отламывала ржаной хлеб из грубо смолотой муки и про­ совывала по кусочкам через изгородь. Де­ сятки глаз смотрели на них, и она поняла, что принесла слишком мало. Одному ему. Она старалась не видеть остальных, хо­ тя их глаза так и кололи. Не видеть. Все равно у нее больше нет. Достала морков­ ку, самую крупную. Протянула ему, но тут же отдернула, стерла землю ладонью и протянула снова. Он схватил обеими рука­ ми, откусил, и стал мелко-мелко жевать, а глазенки блестели, и желтый морковный сок стекал из уголка рта». Чем отличается эта картина испытания голодом от аналогичных картин, нарисован­ ных А. Кузнецовым в «Бабьем Яре»? Там подчеркивалось все принижающее, близкое низменным, животным инстинктам. Здесь — акцент на сохранении человеческо­ го, на движениях разумных и нравственных» А причина человечности — в силе материн­ ского чувства. «В этом исхудалом почерневшем личике,, в этих блестящих глазах, в иссохшем теле мальчика было все ее материнское молоко, была половина материнского тепла ее рук». Так И. Мерас подводит нас к очень важ­ ному выводу: в чудовищном фашистском аду, на этой фабрике уничтожения и смер­ ти, человека спасала не только ненависть. Человек оставался самим собой и тогда,, когда не могли погасить, не могли затоптать в его сердце пламя любви. Истор.йя Матери (правильно писать, по­ жалуй, так — по-горьковски, с прописной буквы, ибо весь роман «На чем держится мир» — очевидное свидетельство животвор­ ности горьковских заветов)— это история- силы ее любви, способной пройти сквозь са­ мые тяжелые испытания. Пытаясь спасти мальчика, она унижает­ ся перед кулацким сынком Антанасом Бер- нотасом, впервые растоптавшим ее честь и достоинство, тупым и сладострастным хищ­ ником, который ей ненавистен, как живое олицетворение зла и бессердечия. Антанасу она отдала свою женскую покорность, свое девичье тело, она стала матерью его сына и готова была стать его рабыней, но он гру­ бо надругался над ней, и не думая скры­ вать, что она для него только самка. И все- таки она вновь готова унижаться перед ним, ползать на коленях, обняв его ноги, и вымаливать жизнь мальчика. Но бесполез­ но, бессмысленно. Тогда она идет к немецкому коменданту,, без колебаний жертвует своей стыдливо­ стью, своим достоинством — лишь бы спас­ ти, лишь бы выручить из-за проволоки свое­ го приемного сына. Немец обманул, похотливо й любопытно принял ее жертву и обманул. Не суждено ей больше увидеть мальчика, отдать ему последний кусок хлеба, обрадоваться жи­ вому блеску его благодарных глаз. Так погиб первый ребенок, оставив в ее душе незаживающую рану и неугасимую жажду любви. И вот она стаскивает жел­ тую звездочку с другого мальчика, отдает ему имя Винцаса, своего первого возлюб­ ленного, и всю исстрадавшуюся теплоту своего сердца. Тогда свершается самое страшное, са­ мое непоправимое. В ее жизнь вновь втор­ гается Антанас. Он знает, что эта женщи­ на, уклоняющаяся от его рук, отдает свои заботы какому-то беглому еврею. Он при­ ходит, чтобы расправиться с ним и ото­ мстить ей. Слепой и свирепый, как зверь, он убивает Юозукаса, ее единственного родного сына, точнее — их сына, которого он никогда не видел и поэтому не мог узнать. И она, Мать, не смогла опасти сы­ на от преступной руки... Достаточно мучений на одну жизнь. Но Мерас и не думает оградить свою героиню от новых бедствий. Он пишет бал­ ладу, а балладе присущи исключительность» 16»