Сибирские огни, 1967, № 7

зано очень точно — маленький человек се­ годня отнюдь не прямой наследник Акакия Акакиевича, и в этом смысле он «пережи­ ток нового». Однако о времени он думает ногами, значит, его духовная бедность, узость и ограниченность — в родстве с ду­ ховной бедностью, узостью и ограничен­ ностью маленького человека. Но Башмачкин взывал к состраданию, он имел право на сочувствие, ибо был жертвой, был обречен на узость и ограниченность объективным ходом общественной жизни. Парнишка, се­ годня думающий ногами о времени и от­ вергающий высокие дела своих современ­ ников ради модной парижской прически и песенки «Али-Баба», не взывает к состра­ данию, ибо отнюдь не чувствует себя не­ счастным, не имеет права на сочувствие: во многом о.н сам сделал свой выбор, сам от­ городил себя от настоящей жизни и сам должен отвечать за все последствия свое­ го ущербного, антиобщественного пове­ дения. Но значит ли это, что мы можем спо­ койно смотреть, как он пожирает собствен­ ную жизнь, как легко и без колебаний он идет навстречу пустоте? Нет, ни в коем случае! «Было бы непростительной ошибкой,— говорил Л. И. Брежнев в феврале 1967 года на II Пле­ нуме ЦК ВЛКСМ,—не замечать, что у нас находятся такие молодые люди — как бы ничтожно не было их число,—•которые, не имея жизненного опыта и достаточной теоретической подготовки, проявляют эта­ кую политическую рыхлость, беспечность и, я бы сказал, наплевательски бездумное от­ ношение к жизни. С этим мириться нельзя». Наш долг — снять шоры с их глаз, до­ стучаться до их совести, разбудить их мысль. Пусть они увидят, услышат и поймут, что значит быть маленьким человеком в се­ годняшнем большом мире, который как ни­ когда насыщен грандиозными классовыми битвами. Войны XX века втягивают в свою гигантскую мясорубку даже не миллионы, а десятки и сотни миллионов людей. От них не отсидеться, не спрятаться, не убежать. Вот об этом, прежде всего, и написал А. Кузнецов свой роман-документ «Бабий Яр». «В,се в этой книге —правда»,—не раз предупреждает писатель для того, чтобы кто-нибудь не вздумал отмахнуться от об­ жигающих строк романа успокоительной ссылкой, что это, мол, вымысел, гипербола, игра воображения. Нет, это факты, только факты. «Так это было на земле». Жил дед Федор Власович Семерик — «маленький, напуганный, жадный обыва­ тель». Когда-то долгие годы «пределом его мечтаний» было одно — «досыта наесться и не думать о завтрашнем дне». Революция «ничего съедобного» ему не дала, «зато отняла мечту разбогатеть». С тех пор ничто его не интересовало — ни коллективизация, ни индустриализация — «ведь их на стол не поставишь и с кашей не съешь». И была у него жена Марфа Ефимовна, совершенно неграмотная, глубоко религиоз­ ная, страшно напуганная апокалипсически­ ми предсказаниями о неизбежном конце све­ та, «когда всю землю опутают проволока­ ми, а по земле пойдет враг, а в небе будут летать железные птицы и клювами своими железными клевать людей...» Дед был скуп, жаден и зол, бабка доб­ ра и щедра, но оба они недаром прожили вместе долгую жизнь. При всех нравствен­ ных и психологических различиях очевидна их социальная общность, их безусловная принадлежность к «маленьким людям». А внук их, Толя Кузнецов, был вдвойне маленьким — и по возрасту, и по воспи­ танию. Рядом с основными, центральными фи­ гурами этого горького повествования вста­ ют соседи Семерика и друзья Толи, и мы сталкиваемся с новыми вариациями жиз­ ненной пассивности, эгоцентрической зам­ кнутости, обывательской узости интересов. Почти все жители киевского предместья, с которыми нас знакомит роман, исповедуют одно правило: «Человек ест, чтобы жить, а живет, чтобы есть». Д'ак многозначительно называется вторая часть романа). «У добрых и безобидных стариков» — кумы Александры и ее слепого мужа Ми- колая —есть оправдание — они обречены быть «маленькими» своей старостью, ин­ валидностью, беспомощностью. Так же как «пацанята» обречены на это незрелостью и слабостью малолетства. И вот приходит грозный час испытаний, страшное время проверки людского мате­ риала на крепость, на излом, на ра-спыл — на право оставаться человеком. Каковы же они будут, результаты испытаний? А. Кузнецов знает, что нашлись в Киеве люди, которые оказали героическое сопро­ тивление, встретили врага грудью и не по­ зволили ему почувствовать себя победи­ телем. «Ни одна столица Европы не встретила гитлеровские войска так, как Киев. ’ Киев не мог больше обороняться, он был остав­ лен и, казалось, распластался под врагом. Но он сжег себя сам у врагов на глазах и унес многих из них в могилу. Они вошли, как привыкли входить в западноевропей­ ские столицы, готовясь пировать, но вме­ сто этого так получили по морде, что сама земля загорелась у них под ногами». Роман «Бабий Яр» — не о тех, кто жег землю, давал по морде врагу, рыл ему мо­ гилу. Он — о тех, кто именно «распластал­ ся» в первые месяцы оккупации. А. Кузнецов пишет об этом сначала де­ кларативно: «Куда бы я ни посмотрел, большинство людей было озабочено имен­ но тем, что поесть. Во что одеться. Где жить. И многие были отданы этим заботам целиком без остатка...» Потом он раскрывает свой тезис худо­ 166