Сибирские огни, 1967, № 7

которые, сделав несколько шагов, садятся на корточки и отдыхают. Эти глаза мате­ рей в приемной клиники. А риск, на который он идет почти еже­ дневно? Не раз он видел лицо собственной смер­ ти. Зимой 1941—'1942 годов, когда участво­ вал в кавалерийском рейде под командо­ ванием генерала Белова по тылам врага, смерть выслеживала его в Смоленских ле­ сах, бросала наземь автоматными очередя­ ми, с визгом рушилась с неба. Что значит рисковать своей жизнью, зна­ ют многие. Мало приятного. Но знаете ли вы, что значит рисковать ЧУЖОЙ жизнью? О, это совсем другое! Другое хотя бы потому, что, ставя на кар­ ту свою собственную жизнь, тебе не при­ ходится садиться на кровать и, поглаживая беспомощную руку, глядя в выцветшие от болезни глаза, утешать, успокаивать, все­ лять бодрость и уверенность в благополуч­ ном исходе предстоящего, пробуждать и укреплять хорошее настроение. Уходящим на опасное, рискованное задание не всегда приходится разговаривать с любящей же­ ной или матерью, ловить на себе их взгля­ ды, полные такой надежды и такой мольбы, словно ты бог, и стоит тебе захотеть —все их горе, вся их беда развеется, как дым, как страшный сон. А знаете ли вы, как приходится хирургу выйти в приемную, к тому, кто ожидает от тебя чуда, подавлен­ ному, поверженному, убитому, и сказать слова, от которых в его глазах застынет ужас? И сознавая никчемность всех чело­ веческих слов, все-таки искать в своей опустошенной голове слова утешения... А потом еще надо вернуться в опера­ ционную, к своим коллегам, которые заби­ лись по углам, сидят, сгорбившись, опустив головы. Ты должен войти к ним уверен­ ным, хладнокровным, ты должен вернуть им спокойствие и веру в свои силы. Потому что если они не начнут вместе с тобой все сначала, не пойдут на новый риск... Ведь больные, изнемогающие от страданий, ждут помощи. Можно ли поддаваться уны­ нию, можно ли терять драгоценное время? Нет, нельзя! Так что же — только долг толкает вра^- ча на тяжкую тропу, именуемую сердечной хирургией? Да, делая последнюю сегодняш­ нюю операцию, он, Мешалкин, выполнял свой долг. Пусть она кончилась трагически, но ведь он сделал все, что мог. Почему же тогда нет покоя? Или, кро­ ме выполнения долга, еще необходимо со­ знание принесенной пользы? Но разве, справившись с собой сегодня, он завтра будет спокойно, уверенно гово­ рить со своим коллективом, возвращать его к жизни, работе и риску только во имя дол­ га и пользы? Несомненно, и долг, и польза очень важ­ ны. Но одним этим нельзя жить. Это аске­ тизм, а они не аскеты —живые, нормаль­ ные люди. Конечно, спасать жизнь людей —здесь есть эмоциональное вознаграждение: м о - влетворение, торжество, даже счастье, по ведь всего этого можно достигнуть, делая шкафы или прыгая в высоту, как Брумель, чуть ли не на два с половиной метра, т. е. не будучи причастным к боли и смерти, не рискуя чужой жизнью. Может быть, популярность? Слава? Да, и это щекочет нервы. Иногда при­ ятно. Иногда .мешает. Но такой же и го­ раздо большей славы может добиться .и артист, и писатель, и свинарь. И тем не менее Мешалкин знает, что он никогда, ни за что не бросит свою профес­ сию, как не бросают ее другие хирурги. * * * А в зале продолжали отсчитывать пр* себя: — Две минуты сорок пять... Три ми­ нуты... Руки на экране сновали, мелькали — с пинцетами, салфетками, иглодержателями. В темной глубине рассеченного сердца Ме-) шалкин молча стягивал, штопал отверстие в перегородке. — Три минуты пятнадцать... — Обратите внимание,— послышался го­ лос Мешалкина,— как согласованно дей­ ствуют руки хирурга и помощников. Если бы перчатки были разных цветов, вы заме­ тили бы, что они подчиняются законам ритмики. Когда операция идет на работаю­ щем сердце, то тогда ритм рук строго со­ гласуется с ритмом сердца. — Три мияуты тридцать... — Ритм рук создается интуитивно. Вна­ чале хирург задал необходимый темп (его решение зависит от того, сколько имеется в распоряжении времени и что нужно успеть сделать), и это теперь опрецеляет все. Хи­ рурги ничего не воспринимают — они толь­ ко видят объект операции, бессознательно чувствуют бег секунд, состояние больного и ритм. — Три минуты сорок пять.. Время приближается к критическому. Не опоздают? Успеют? Кажется, все. Нитка перерезана. Оста­ лось зашить рану. — Четыре минуты... Снова «плоскогубцы» прихватили свои­ ми длинными узкими челюстями рану, так что края разрезанной оболочки выступали наружу и с ними можно было продолжать работу. Теперь к этому зажиму все в зале относились с симпатией: знали, что хоть он действует и грубо, но надежно защемляет рану и, по-видимому, сердце, даже неза- шитое, уже можно пускать... — Четыре минуты пятнадцать... Одни руки обметывают края раны, дру­ гие пристраивают к сердцу какой-то новый инструмент... Потянулись и к перетяжкам на сосудах. Открывают путь крови? Нако­ нец-то! — Четыре йинуты тридцать! 9 Сибирские огни № 7 129