Сибирские огни, 1967, № 6

Пальто мое не очень-то греет. Я даже по-стариковски крякаю, вздрагиваю плечами. Длинно визжа, открывается дверь пристройки, и выходит отец. Шап­ ка завязана, овчинный воротник поднят, его, как у детей, снаружи охва­ тывает зеленый шарф. Его концы с белыми кистями лежат на груди. — Вот морозец... Даже дышать трудно,— говорит отец необычно мягко и вроде бы даже ласково.— Ты куда? У меня так и переворачивается что-то в душе- — За хлебом. — Выкупи мне, а? Выкупишь?— нерешительно упрашивает отец. — Да ты что, конечно,— торопливо восклицаю я. Отец снимает варежку, разжимает кулак. В нем — свернутая кар; точка, а внутри сверточка — монетки. Я иду к калитке. Машины катятся осторожно, с включенными фарами. Из морозной, как бы сыплющейся, копоти выбегают люди с багровыми, нажженными щеками, с заросшими инеем ресницами. Изо ртов вырываются клубки пара. Лицо мое опаляет, губы деревенеют, коленки щиплет. Я бегу слов­ но в одной рубахе. С трудом оттягиваю дверь на тугой пружине и с морозными клу­ бами вбегаю в магазин. Двери ахают за спиной. В небольшом бревен­ чатом магазине ярко горят лампочки, пахнет теплым хлебом, перепар­ хивают залетевшие два воробья и синица... Получив хлеб, я отщипываю корочку. Как пахнет! Жую — ничего нет вкуснее. Но до чего же мало! Выданный троим на весь день я могу сразу съесть один. На улице уже совсем светло. Садятся, падают мне в ноги воробьи, распластываются на снегу, становятся почти плоскими, разбросив зубча­ тыми веерками беспомощные крылышки. Воробьи подпускают к себе совсем близко, они взлетают как-то тяжело, отчаянно трепыхая кры­ лышками, будто нет им опоры в воздухе. — Не жильцы,— говорит старик. Я быстро шагаю. Снег под ногами так хрустит, точно кто-то смачно жует вилок капусты... Забегаю к отцу в пристройку. Топится маленькая плита, в дырках дверцы весело пляшет огонь. Но в насыпной комнатенке все равно холодно. Отец сидит у печки в шап­ ке, в полушубке и все так же по-детски охвачен его поднятый воротник- зеленым шарфом с белыми кистями на груди. В руке отца глиняная миска с вымытой картошкой. Он опускает в пузатый чугунок на открытой конфорке несколько картофелин, хочет опустить еще одну, но передумывает, видно экономит. — Садись,— все так же неслыханно мягко, по-доброму говорит он. Я сажусь на узенькую кровать, застланную лоскутным одеялом. Под лепешкой матраца поскрипывают доски. Я чувствую себя неловко и смущенно. В углу набросаны старые, еще не подшитые валенки, обрезки резины для заливки галош. На подоконнике мотки дратвы со щетиной на кон­ цах вместо иголок, куски вара, пузырьки с резиновым клеем. — Как учишься? — Ничего- — Успеваешь? — Успеваю. — Ну-ну, смотри, успей... Чтобы не пошла вся жизнь псу под хвост. Не пронеси ложку мимо рта. 96