Сибирские огни, 1967, № 6

между нами Орудует классовый враг! Эти строки я видел во многих котлованах, на перекрестках, на ба­ раках... Через два дня я уезжал. Мы остановились возле вагона. Алексей стискивает мою руку и грустно говорит: — Мало я учился. Хочу в доменном цехе работать. В техникум надо поступать, а у меня семи групп нету. Кто примет? Он хмуро сдвигает брови, но левый глаз его, как всегда, с хитрецой посмеивается над правым, опечаленным... КНИЖНЫЙ РАЗВАЛ Как сейчас вижу все эти старые, растрепанные тома на синей Шури­ ной полке. Неодолимая сила тянула меня к ним. Встанешь, бывало, ра­ но утром и сразу же к полке. Перебираешь книгу за книгой, листок за листком, и снова, и снова перечитываешь: «На севере диком стоит оди­ ноко...» А вот еще дорогое: «Белеет парус одинокий в тумане моря голу­ бом...» И уже не можешь остановиться, дочитываешь до конца. И с портретов лица смотрят на тебя изученные до малейших черто­ чек. Вот кудри и бакенбарды Пушкина, его необыкновенной красоты лоб. Вот сумрачные, с затаенной горечью и печалью, глаза Лермонтова. Нависшие, грозные брови Льва Толстого. А какое лицо у Гоголя! И возникает лунная майская ночь, вишневые сады, толпы хохочущих парубков, обозы чумаков, бес, ворующий месяц... Как-то на базаре я наткнулся на книжную лавку. Это была уже од­ на из последних, частных лавок. Хозяйничал в ней рыжеватый, долго­ вязый мужчина. Дощатая лавка была полна книгами с печатями гимназий, реальных училищ, с экслибрисами — книжными знаками — разных чиновников, купцов, до-кторов. Книги были беспорядочно навалены на полках, на прилавке, горой лежали на полу. В этих развалах и таился самый смак. Набросанные горой книги заманчивее, чем аккуратно выстроенные в ше­ ренгу. Роешься в этих грудах, будто клад ищешь. Я мог рыться в них и час, и два, и три. Книги так настывали на морозе, что, листая их, можно было ознобить пальцы. Бывало, прибегу за час до открытия лавки и трясусь на морозе- Торговец заприметил меня, стал пускать в лавку. Я рылся в книжных развалах, с удовольствием вдыхая запах старой бумаги. Иногда попа­ дались заманчивые, таинственные книги без начала и конца. Из страниц кое-где были выкроены лоскутки на цигарки. В кармане брякает копеек сорок, на одну лишь книгу, а я отклады­ ваю том за томом. Тут и Бунин, и Леонид Андреев, и Игорь Северянин, и Андрей Белый. Глаза разбегаются, все бы забрал, все бы унес. Наконец, вздыхая, беру из кучи «Записки охотника». Большой формат, серая, газетная бумага, напечатано в два столбца, самодельный переплет, корочки обклеены вишневой бумагой. Но вот уже прошло чуть ли не сорок лет, а я не могу забыть эту книгу. И это издание дороже мне самых роскошных. ■94 /