Сибирские огни, 1967, № 6
ны к теще, а всю ночь котлованы рыть в каменной земле. Помню, из ба рака выскочил мужик в мешочных штанах, в зипунишке, в лаптях,— и таких еще не мало у нас,— лезет в наши ряды, кричит: «Наддай, робятаЕ Расею-матушку перестраиваем!» Приходим. Мать честная! На пустыре горы развороченной земли и торчат только одни ворота без ограды, а на них надпись: «Комсомоль ский литейный цех». Вот тебе и все. Тьма, снег, туман. Пылают костры, жаровни с углями, даже видим раскаленные железные печки. Греться, значит. Народу уйма. И все это поливают светом прожекторы. Туадан клубится, как дым. Отраженные на тумане тени людей огромны, будто работают великаны. Тачки стучат, кони ржут, полозья взвизгивают, гру зовики сигналят, лязгают составы платформ. Землю на них грузили. Стылую землю рвали динамитом или оттаивали кострами, а то и кипятком. Трещат огромные кострища, валят клубы дыма. А потом раз бросаешь костер, и благодать: лопата режет землю, теплые комья летят в тачки и аж дымятся, как пироги из печки. А ты вот стылую попробуй! Долбишь, долбишь, а лом ровно от камня отскакивает. И чуешь: ноги коченеют. Морозище! Ну, елки-палки, вздохнуть нельзя. Но стиснешь зу бы, разозлишься и даешь, и даешь! Наконец невмоготу, несешься на всех парах к костру, толкаешь руки в огонь. Лицу жарко, а спина замер зает. Ребята покрякивают, ногами топают, руку об руку бьют. Князев ходит, подбадривает. А в тумане, слышу, мужичонка в лаптях не уны вает: «Мы здесь, милай, ковырям не землю, а человеческую жизнь! Был ■ бы дождь, а гром будет!» И вдруг двенадцать красных ракет взвились в небо. И туман стал ро зовым. Вспомнил я, что это новогодняя ночь, что это наступил Новый год. И вот Кузнецкстрой поздравил нас. А тут еще к утру буран разыгрался, черт бы его подрал! Тучи снега несутся. Не то что смотреть, а и дышать трудно. Ветрище чуть с ног не обивает. Шапки рвет, снегом в лицо лепит, заборы валит, фанерный лист как бумажку пронесло. В двух шагах ничего не разберешь. Костры вы дувало до последнего уголька. Огненные головешки катились. А ребята будто обозлились. Как черти работали! Подбежишь к костру, сунешь лапы в огонь, заорешь, попляшешь, со греешься мало-мало и опять за лом. В шесть утра пошабашили. И буря свои дела закончила — утихла. Потеплело. Темно. Снежище все дороги завалил. Как сейчас это вижу. Тут у нас площадь Победы есть. А над ней высоко — горит звезда Побед. Ее зажигает только победитель в соревновании. Наши ребята хо рошо знают к ней дорогу. Стоит ли глубокая ночь, бушует ли пурга, звезда все горит. Вот и на этот раз пришли мы на площадь. Вася Князев — к рубиль нику. Включил звезду. Радуемся — загорелась. Наша! Вырыли в ту ночь котлован! Многих ребят увезли тогда в больницу: обморозились здорово. — А цех-то построили? — спрашиваю я. — Кончаем нынче! ...Спим мы на одном топчане. Хрустит и колет бока солома, кусают клопы, тесно. Храпит барак, бредит, вздыхает, шевелится1; Пахнет высыхающими портянками, на потолке копошатся красные блики от затухающих печек. За окном шумит сильный ветер, отблески каких-то вспышек на стройке озаряют стекла, будто вспыхивают далекие молнии. Иногда доносится скрежет, звон металла, рокот машин и моторов. Стройка и ночью живет, двигается, звучит... 91
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2