Сибирские огни, 1967, № 6

что из бани. Лицо его распаренное, в каплях пота. Мокрые волосы тща­ тельно расчесаны на пробор. На шее висит льняное полотенце. Шуру призывают в армию. Мария хотела собрать родных, но Шура отказался от шумных про­ водов, от выпивки, от гулянки. Не любил он все это. Он заранее сходил к теткам, попрощалйя, чтобы сегодня побыть только с нами. У Марии лицо грустное, у мамы играет лихорадочный румянец — она всегда от волнения хорошеет, а у меня на душе — уж лучше и не говорить: целых два года не будет со мной Шуры. —г Хватит ли картошки? — озабоченно спрашивает Шура. — Да бог с ней, с картошкой! Проживем,— отмахивается мать и вы­ тирает глаза обшлагом бумазейного платья, прихватив его изнутри пальцем. — Чего ты,— Шура тихонечко, ласково смеется,— не на войну же иду. А о войне в стране говорили, к ней готовились, ее ждали. И Шура был уверен, что ему придется воевать. Как-то однажды мать сказа­ ла ему: — Плюнул бы ты на нас, Шура,' да и женился. Чем не пара тебе Саша? А Шура по-своему, усмешливо, гмыкнул и памятно ответил: — Жена моя — винтовка, , а постель — чистое поле. Он как в воду глядел, понимая судьбу своего поколения. Когда, много позднее, началась война, Шура погиб, защищая Ленинград. И не осталось после него ни жены, ни детей. Осталась только добрая память... Но это будет потом. А сейчас мы сидим, и все так буднично, просто. За окном моросит мелкий, не делающий грязи, дождик, его даже во­ робьи не боятся. Они притулились на мокрых, голых тополях, увешан­ ных множеством капель. В комнате немного сумрачно. — На,— Шура протягивает маме пачечку денег.— Расчет. Отец сильно затягивается, стряхивает пепел. Он, должно быть, чув­ ствует себя неловко. Не он здесь хозяин,— Шура. — Зачем? Себе возьми! — протестует мать.— Папироски, в кино сходить, да мало ли на что они понадобятся! — Я взял себе. Шура развязывает сделанную из мешка котомку, лежащую у него в ногах на полу- — Да там ничего нет лишнего,— беспокоится мама. Я смеюсь. У Марии грустные глаза улыбаются. Все мы знаем Шуру и знаем, что сейчас будет! Шура вытаскивает за узел мамин, синий с красными вишенками, платок. В нем шуршит газетами объемистый сверток. Шура иронически гмыкает, кладет сверток на подоконник, разворачивает газеты, и я вижу кусок сала, горку картофельных и капустных пирожков, десятка два потрескавшихся яиц, кирпич хлеба, купленный на базаре с рук, байку с яблочным повидлом, кусок вареного холодного мяса. Шура хмурится. Он знает эти базарные цены. — Перестань, бери,— говорит Мария. — Да когда вас еще кормить-то будут,— беспокоится мать- Шура извлекает из котомки белье и сует его на Мариины колени. Появляется шапка, и опять раздается ироническое «гм». Шура нахлобу­ чивает ее на мою голову. Вязанные мамой носки ложатся на Мариины колени. Еще не ношенная, в мелкую, тетрадную клетку, рубашка пада­ ет на мое плечо. Мама в отчаянии хлопает себя по коленям. 84