Сибирские огни, 1967, № 6
Володька, как всегда со взрослыми, вежливый, подтянутый. У меня в душе такая тоска, такая тяжесть, что я боюсь распла каться. Володя последний раз окидывает взглядом наш дом, крыши, то поля, огород. — Воло-одя! Торопливо выходим на улицу. У Володиных ворот грузовик. Брат и сестра уже в кузове, мать — в кабине. Нам хочется обняться, но мы стесняемся и только неумело пожи маем друг другу руки. Володя запрыгнул в грузовик. Я торчу на дороге, глядя в клубы пыли. Мне хочется броситься за Томом, остановить его, вернуть, чтобы все было по-старому. Но ничего не вернуть, нет больше Тома и Гека. Я забираюсь на сеновал, падаю на сено и заталкиваю в него го лову... В СИБИРСКОМ ЧИКАГО Странные люди, заселявшие нашу улицу, вдруг отступили в ка кие-то далекие уголки жизни. Надломился, погас отец, пропал герой нашей улицы, хулиган по прозвищу Ермак. Закрыли пивную, и куда-то испарился пивник с за плывшими глазами. Умерли портной Тарасыч и его вечно пьяная ста руха. Время сгребло на задворки почитательницу своих барынь тетю Машу, «забрало в казну» ее дома. Как ветром смахнуло стаю монашек, стегавших одеяла. Дела у Солдатова шли все хуже. Ему принесли большой налог. Он поморщился, но заплатил. Приволокли еще больший. Он крякнул, извернулся и заплатил. Приперли налог третий раз, и Солдатов «за крыл свою лавочку, вылетел в трубу». Так сказал отец. И подвел итог: — Задушили налогами! Из горла вырвали кусок! Через неделю Солдатов умер от разрыва сердца. Жена его, Анфуса, кричала над гробом: «Чтоб тебе гореть в аду! Голой оставил меня, идол! По миру пустил, собака!» А у самой па гру ди висел мешочек с червонцами. Ей казалось, что ее хотят обокрасть, и она сидела целые дни в до ме, закрывши ставни, ворота и двери на все крючки и задвижки. Если кто-нибудь торкался в калитку, из темного чрева угрюмого дома глухо доносился крик: «Караул! Грабят!» Однажды милиционер увез ее в больницу... Новосибирск стоял весь перерытый, перекопанный, в траншеях, в котлованах, в заборах, окружавших стройки Шура тянул и тянул провода, вкручивал и вкручивал лампочки. Все, что происходило, ему нравилось, он был постоянно внутренне воз бужденным, молчаливо веселым. Почерневшие новониколаевские дома и домишки всяких обывате лей, кустарей, бывших нэпманов, пивников, Коробочек сносили, точно выдирали пеньки, а то вырубали и кварталами. Стройки подступали к самому нашему дому. Отец не находил ме ста, ждал со дня на день, что сковырнут, развалят и его родовое гнездо. Базар, на котором мы когда-то с немым Петькой катались на конь 79
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2