Сибирские огни, 1967, № 6
В эту ночь я сплю один. Закрываю дверцу на крючок. Страшно вато одному. Хрустит под боком сено, пахнет полем. Внизу, в конюшне, скорбно и длинно вздыхает желтая с белыми пятнами корова. Воронко стучит копытами о пол, с хрустом жует сено. И вдруг в крыше каждая щель, каждая дырочка от выпавшего сучка становится огненной По крыше начинает шелестеть дождик, в лицо через щели сеется водяная пыль, ослепляют молнии. Вдали, над темными полями, погромыхивает гром. Из городского сада на месте кладбища доносятся печальные звуки вальса. Играет духовой оркестр. Мне почему-то очень грустно, хочется плакать, словно я что-то потерял дорогое мне. Так на меня всегда дей ствует музыка. Я могу слушать ее часами. Мне рисуются чудесные го рода, страны, красивые, нарядные люди. Там все женщины, как моя первая учительница, которая появилась из снегопада. А в эту ночь, слушая долетающие звуки вальса «На сопках Маньчжурии», я вообра жаю, что могу плавать в воздухе, как в воде. Я плыву к пушистым облакам, лежу на них, потом ныряю вниз, проплываю в лесу между деревьями, над своей улицей. Люди на земле, задрав головы, пора- женно следят за мной. А я снова, взмахнув руками, устремляюсь к белым громадам облаков... Вспыхивает молния. В щели на миг видны клубящиеся горы туч. Я глохну от грома. А печальный вальс все плывет и плывет над горо дом, наполняя душу и грустью, и желанием куда-то уйти, кого-то встре тить, что-то сделать необыкновенное. В душе у меня, как у безответно влюбленного. Я обнимаю подушку и нащупываю книгу. Это, наверное, Шура купил и сунул туда. Он любит так делать. На сеновале в тазу, чтобы не случился пожар, стоит жестяная лам- пешка и лежит коробок спичек. Я зажигаю свет. На двускатной кры ше шевелится моя огромная, лохматая тень. Марк Твен «Приключения Тома Сойера»,— читаю я на мягкой обложке. Во дворе шлепает, булькает. Вода звенит из водосточных труб в тазы и ведра, в переполненные кадки. Я очень люблю грозу, люблю слова «дождь, ненастье, ливень», но сейчас мне не до них: мир мальчишек открылся передо мной. Том Сойер и Гек Финн! Не верится, что они придуманы. Мне даже кажется, что я давным-давно их знаю. Бледное пятно света от лампешки в тазу ползает по страницам. Гроза проносится. Сено медово пахнет донником. В тишине слышно, как из водосточных труб, с крыш шлепаются в лужи, в кадки последние капли. А вот и голоса братьев. Они возвращаются из сада после танцу лек. Ворота на ночь закрыты, и братья перелезают через забор. В по гребе они пьют молоко со льда. Алексей над чем-то хохочет... Сколько лет прошло, а я так и вижу его литую фигуру, сильные мускулы на спине, на груди. — А ну, пощупай! — говорит Алексей и, сжав кулак, сгибает в локте руку. Я с уважением щупаю твердый мускул. Алексей выжимал гири, выгибался среди двора «мостом», ходил на руках, крутился на турнике, переплывал Обь. Летними утрами он делал физзарядку и выливал на себя два-три ведра воды, а зимой по пояс натирался снегом. Багровое тело его дымилось. А как он, бывало, ходил по улицам! Утром, размешав в блюдце с водой зубной порошок, Алексей щет 73
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2