Сибирские огни, 1967, № 6
— Да иди ты! Видал я таких! — И опять хвастаешься,— Володя усмехается. Быча и Ромка недовольные уходят... С другими ребятами Володя почти не водился. Не любил он, чтобы и я с кем-нибудь играл. Он ревновал меня... ...Индейцы заполнили все наше лето. Утро. Я выбегаю на улицу с воинственным кличем делаваров: — йо-го-го-го! Мгновение — и мы уже на крыше сарая. Летом наша жизнь в ос новном протекает на крышах. Облака, небо, ветер, шумящие деревья, стаи голубей — вот что у нас там наверху. На землю мы не смотрим, нас тянет ввысь. Крыши железные, гремучие, со скатом на четыре сто роны; крыши из серых досок, со скатом на две стороны; крыши просто плоские. Трубы с клубами дыма, пыльные чердаки, жутко хлопающие ночью дверцами, сеновалы, заборы— это все в нашем мире. Сияет солнце. Загорелые до черноты, в одних трусах, исцарапанные, в шра мах от порезов, с облезающими носами и плечами, носимся по кры шам. Мы наловчились бегать по ним, как цепкие обезьяны. Мать иногда испуганно кричит: — Вы что, заполошные! Шею свернете! ...А потом — Обь. В первый же день я обгораю на солнце до того, что все тело становится ярко-красным. На спине, на плечах появляют ся пузыри. Всю ночь стонешь, будто лежишь на горячих углях. Мать намочит простыню, закутаешься в нее, и станет легче. Через день кожа слезает лохмотьями... Огромная Обь манит островами, протоками, белыми отмелями, че ремушниками. Берег, вниз от города, высокий, обрывистый, желтой стеной. А на нем плотная, зеленая стена бора. Между стволов черные провалы, ды ры в таинственную гущу леса. Тишь, безлюдье. Иногда проплывет бе лый пароход или катер протащит пахнущую смолой баржу. И снова одна матушка Обь, несущая воды через густые леса. Чаще всего мы с Володькой забираемся на глухой остров. Через Обь только железнодорожный мост. На другой берег пере правляются на лодках. Мальчишки, бородатые мужики, бабы с ведра ми, корзинами, кринками наполнят лодку, полупьяный перевозчик соберет со всех по гривеннику, и поплыли, едва не черпая бортами воду. Мне нравится лодка, взмахивающая вдали веслами. Мы перебирались на другой берег и на пароме. За три копейки. Гремят, въезжая, телеги, стучат копыта. Возвращаются с базара му жики из ближних деревенек Бугры и Кривощеково. И здесь бабы со своими корзинами, красными от ягодного сока, с кринками из-под мо лока. Тихонько плывет паром, даже будто и не плывет. Его тащит ста- рый-престарый катеришко, грязный и закопченный, как чугун. Под ногами рассыпано сено, сухой конский навоз. Пахнет хому тами, телегами. Перила в желтых, птичьих следах-веточках. Это тря согузки бегали по мокрой глине, а потом наследили грязнулями- лапками. Сядешь у перил, ноги свесишь за борт. Теплый ветер обдает, вся обская ширь слепит сияющей рябью, уходит берег, усеянный деревян ными домами, приближается желанный бер'ег, заросший тальником, с вьющимися чайками, с чистыми песками. На съезде к парому видны маленькие лошадки, телеги, человечки. Вот подплываем ближе. Там, где берег обрывистый, его слоистая, неровная боковина вся в дырках, 71
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2