Сибирские огни, 1967, № 6

Помню легкий дымок метелицы, Рабочий дворец, запретный для других актерский вход, вешалки с блестящими рогами, на них много хорошо пахнущих нарядных дошек, красивых пальто с воротниками из неведомых мехов. Сухонький старичок сует мою истасканную шубейку на подоконник. Моя заячья шапка с надорванным ухом катится на пол, старичок поднимает ее... У легонькой Гали танцующая походка. Галя румяная с мороза, в бе­ лом пушистом свитерке. Ее черная юбка вся в мелких скдадках, точно гармошка. В косах алые банты. Она смело идет, бежит за кулисы- Ее ботинки, высокие, зашнурованные до половины икр, бойко стучат каблуч­ ками. Я робко шаркаю за ней валенками, верчу головой из стороны в сторону. А Галя все говорит и говорит. Однажды моя мама сказала о ней: «Ну и трещотка! Рга не закрывает!» Мимо нас, почти не касаясь пола, проносятся девушки в диковин­ ных юбочках. Юбки, как раскрытые белые зонтики. Только они пышные, в несколько слоев. Слышу голос Гали: — Это пачки! От перелетающих, белых девушек-птиц рябит в глазах как от сне­ гопада. Они кружатся среди коридоров, легко прыгают, замирают на одной ноге, подняв другую сзади высоко над полом, а сами склоняются, руки разводят крыльями. Эти руки змеятся, будто в них и костей нет. Некоторые из балерин окликают Галю. Она как-то особенно щурит глаза, улыбается, посылает воздушные поцелуи сразу двумя руками, приседает. — Ах гы, кокет! — говорит какой-то мужчина.— Вылитая мать! Некоторые двери открыты, из них бьет жаркий свет, сияние зер­ кал, белизна все тех же пышных зонтиков-пачек... Сиена большущая, высоченная. А вместо потолка решетки. А к ним подвешены разрисованные полотнища: деревья и даже крепость башнями. 1 По бокам сцены висят какие-то полосы из черного сукна. Здесь полу* мрак. Здесь таинственно. Через всю сцену натянуто нарисованное озеро. Перед ним заросли камыша, диковинные деревья, прикрепленные к полу подпорками. За ка мышами лампочки спрятаны. Ишь, как они освещают озеро снизу, буд то утреннее солнце. Хитро придумано! Я запинаюсь обо что-то и падаю на четвереньки. Галя хохочет, а мужчина, закутанный в черный шелковый плащ, цыкает на нас, и мы бросаемся в маленькую дверь и вдруг оказываемся на балкончике. А внизу, не очень глубоко, зал. Шумит! Людей полно! — Это артистическая ложа,— не умолкает Галя.— Нравится? — Угу. — Садись! — Куда? — Сюда! — приказывает Галя. А в ложе хорошо, темновато, от зала ее наполовину закрывает го лубой бархат. И стулья бархатные, красные. На пружинисто-выпуклых сиденьях вышоркались темные круги. • Садимся к барьеру, гоже обитому бархатом, облокачиваемся, гла зеем в зал. Я как чумной, радостно-растерянный. Все обрушилось на меня пе стрым праздником. И рядом со мной девочка из этого праздника, и я ка саюсь ее локтем, и ее пушистые волосы щекочут мою щеку. А внизу жужжит зал. По проходам люди идут, пробираются меж 54