Сибирские огни, 1967, № 6

— Потом, милый, отдохну, потом, у бога в раю! Там до-олгий будет отдых, еще надоест! В парикмахерской ей нравится: людно, чисто, музыка по радио. Стрекочут ножницы, звенят бритвы о жесткий волос, в зеркалах отра­ жаются мастера в белых халатах, клиенты закутаны во все белоснеж­ ное, лица их в мыльных хлопьях. Иногда раздается: — Прибор! — Пеньюар! Пахнет одеколоном, мелочь позвякивает в кассе, в окне улица вид­ на: там люди, тихий снегопад, голое дерево. А тетя Парасковья ловко, быстро волосы подметает, приборы с ки- 1 пящей пеной уносит за ширму, салфетки тащит. — Батюшки, как же хорошо на земле нашей! — часто изумляется она.— Трудись только. И умирать неохота!.. — Ну, как поживаешь, стрекулист? Не лодырничаешь в школе? — спрашивает тетя Парасковья, взъерошив мои волосы. Я улыбаюсь ей, и она отвечает мне молодой улыбкой.— Зайди-ка сегодня в парикмахер­ скую, остригут тебя. Здравствуй, Михайло Кириллыч! Отец что-то бурчит, он считает тетю Парасковью балаболкой. — Что, Шурка, все еще держится за свой комсомол? — хмуро спра­ шивает он у матери, со свистом высасывая из кости мозг. — Его это дело. Не маленький уж,— сдержанно отвечает мать уми­ ная ком теста на столе, посыпанном мукой. — Голодранцы... Страной решили править... А у самих штаны дыра на дыре. Пустят государство в трубу,— ворчит отец, громко обглады­ вая кость. — И-и, Кириллыч, штаны дело наживное! — в умных глазах тети Парасковьи загорается насмешка.— Была бы правда за душой! — Они молодые, пускай живут по-своему,— примиряюще произно­ сит мать. — По-своему, по-своему! Жили вечно бродягами: кругом — бегом! Хоромы имели небом крытые, светом гороженные. А теперь власти за­ хотели! Распустили им вожжи, вот они и рады, закусили удила, землю копытами роют, обуздать всех норовят. Дескать, запрягем богатеньких мужичков, ровно клячу захомутаем, да и будем понукать и в хвост и в гриву. И понукают! Сейчас торговлишке дали ходу, а подлатают свои дыры чужими руками и прихлопнут ее. — Да тебе-то чего, Кириллыч? — восклицает тетя Парасковья.— Тебе и торговать-то нечем. Разве что заплатами! Или вон ребятишками своими! — веселится она. — Чего ты понимаешь?! — огрызается отец.— Тут всю жизнь в дугу согнули. В своем доме не хозяин. Того и гляди вытряхнут из домишка. Не уплотишь налог — торги назначат- Но — ничего! Придет время — за­ вернут им оглобли! Отец ожесточенно чешет спину о косяк, приседает, елозит ею из сто­ роны в сторону. Он жмурится, покряхтывает от удовольствия. Одевшись, уходит. Тетя Парасковья смеется: — Не по нутру ему комсомол! Н'у, что ты будешь делать! Все ему не по нутру, хмуро живет. Никогда я его веселым не видела. Не повез­ ло тебе, Дуня! — Видно, богу так угодно, терпеть надо,— откликается мать, гре­ мя заслонкой. — Что-то уж очень он наказывает нас, грешных. Тоже, видать, хму­ рого нрава! 46