Сибирские огни, 1967, № 6

чтобы вам только рты заткнуть! А они вон, чадушки, вместо помощи целыми днями книжонки мусолят глазами! Серо, нудно становится на душе, когда он вот так начинает «пи­ лить шею». — Всю жизнь мытарился,— отец с ненавистью глядит в спину ма­ тери, которая ухватом вытаскивает из печки чугун со щами.—-А ты не посоветуешь, как лучше устроиться! Все норовишь молчком. Конец при­ ходит ломовщине. «Товарищи» извозные артели организуют. Грузовики из Америки прут. А в Америку хлеб валят. Самим жрать нечего, а они валят! Отец стучит соском умывальника, фыркает, плюется, шумно поло­ щет во рту. Вытирая лицо полотенцем, зудит: — У меня шапчонка расползается, из брючишек совсем выбился, А ты, куфёла, все молчишь! Да если бы не вы, я королем бы жил! — Молчи ты, Христа ради! Всю душу вымотал! И пилит, и пилит день-деньской! — вырывается у матери.— Чтоб ты провалился, анти­ христ! На, ешь! — она ставит на стол тарелку дымящихся щей. — Жрать будет скоро нечего. Задавит машина ломовиков, тогда запоем... Я в десять лет кули ворочал, а он в девятнадцать одни кни­ жонки жует.— Это отец о Шуре. — Работает он. Чего тебе от парня надо? Прибегает, занесенная снегом, мамина сестра тетя Парасковья. — Подь ты, к чёмеру! Чуть не утопла в сугробищах! Эк ведь нава­ лило сколько! — кричит она, стряхивая у порога снег с клетчатой шали, и хохочет, небольшая, круглая, мягкая. Так и хочется уткнуться носом в ее бок. Она недавно переехала из Прокудкиной в город и теперь работает в парикмахерской уборщицей. Я иногда заглядываю к ней в парикмахерскую, и она просит масте­ ров подстричь меня. Тетя Парасковья заметает волосы, моет бритвенные приборы, сти­ рает салфетки и халаты. Работает она во всю мочь, все у нее в руках горит, ладится. Она бе­ гает, как молодая, балагурит с мастерами, сыплет солеными прибаутка­ ми, заливается смехом. — Работа — что! Работой меня не испугаешь,— говорит она кому-ни­ будь из мастеров,— я девчонкой была, а уже батрачила, кости только хрустели! Эх, кабы я да умела читать и писать! — в голосе ее сквозь шутку звучит тоска.— Горы бы, кажись, свернула, ей-богу! Неученые мы, чурбаны неотесанные, а теперича молодежь-то вон какие все орлы. Самому богу дали по шапке. Свет вверх дном переворачивают, вытря­ сают из него мусор. И правильно! — Открытая душа... У нее, что на уме, то и на языке. Труженица! — говорит главный мастер клиенту. Мастер совсем лысый, с бородищей во всю грудь.— Ровно бы кто ее шильями тычет: все скорей, да скорей! Ты нас, Меркурьевна, всех за пояс заткнешь! — кричит он тетке. — Эх, батюшка, Иван Максимыч, да кабы не старость прокляту­ щая, я бы не знаю прямо что! Да я бы уже давно в комсомолки запи­ салась, вот те крест! Всех холостых парней перелюбила бы! Ведь что мы раныпе-то? Горе только мыкали, в упряжке у мироедов ходили, запинай их воробей! Мастера хохочут, а вместе с ними и тетя Парасковья. И все что-ни­ будь делает, все суетится. А мне так приятно на нее смотреть. — Да ты, Меркурьевна, посиди, отдохни,— скажет кто-нибудь, а она: 44