Сибирские огни, 1967, № 6
ки «снегурки». Гремя ими по полу, натягиваю овчинную шубенку. Уши шапки завязываю под подбородком. Сую руки в варежки, обшитые для тепла материей. Утренний мороз сладковато припахивает яблоками. Туман вверху розовый, а внизу — голубоватый. Над домами, не шевелясь, стоят стол бы дыма. И над землей такими же столбами дыма поднимаются березы, обросшие инеем. Мне понравилось, что они похожи на столбы дыма. Я долго смот рю на них. Безветрие. Мороз сухой, трескучий. Солнце всходит большущим ма линовым шаром без лучей. Все скрипит, похрустывает, щелкает в это студеное, гулкое утро. Отец в полушубке возится около саней с задранными оглоблями. Он выводит из конюшни Гнедка и поит из обледеневшей бадьи, подсвистывает ему. С лошадиной морды сыплются розовые от зари кап ли. Бадья дымится. Из распахнутой бревенчатой конюшни валят клубы пара, летит на воз. Это Шура чистит конюшню. За воротами скребет деревянная лопата. Потом: ширк, ширк, ширк — зашумела метла. Алешка чистит тротуар. Мама протащила ведро золы, посыпать тротуар и дорожки. Люди бегут на работу, обросшие инеем, закрытые воротниками, за кутанные шарфами по самые глаза. Хлопают руками, дышут сквозь ру кавицы, согревая окоченевшие пальцы. Занесенные снегом избы среди берез, как из ваты. Оконца — крас ные, дрожащие от зарева из печных жерл. Прежде чем выехать, отец выглядывает на улицу. Если при выезде из ворот первой встретится женщина, то быть дню дурному, хоть оглоб ли заворачивай обратно. Как на грех, идет цыганка Лиманчиха. Отец прячется от ее взгля да за калитку, бормочет: — Чтоб ты околела, кляча! Но только он выезжает, как откуда-то вывертывается Коробочка, да еще с пустым ведром. А кому неизвестно, что полное ведро — хоро шо, пустое — неудача. — Ах, расхудым тебя не знат, халда! — орет отец.— Носит тебя тут леший! Он плюет в сердцах и обжигает бичом широкую спину лошади. Взвизгивает снег под полозьями. Отец уносится, стоя на мерзлых, звон ко-скрипучих санях. Весь день он будет возить бочки с селедкой, ящики с конфетами, мешки с мукой. Двор братьями уже очищен. К забору скидан черствый, голубова тый снег. Щелкни по мерзлому забору, и он загудит барабаном. Метла, воткнутая черенком, поседела от инея. На тополе, как всегда в стужу, каркает ворона. Все замечаю, все люблю, от всего счастлив. Даже от стужи. А она все усиливается. Уже, наверное, сорок градусов. Туман все густеет. Та кой бывает в самую сильную стужу. Дома, люди, побелевшие лошади едва проступают из него. Ко мне скользит на коньках глухонемой Петька в новенькой черной борчатке, перехваченной красным кушаком. Петька в белых, неразно шенных пимах, в дорогой пыжиковой шапке. Щеки его с ямочками пылают. Мы смеемся, радуемся друг другу. 37
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2