Сибирские огни, 1967, № 6

В коридоре с цементным полом много взрослых — это матери и отцы. Стены, перила, двери, рамы — все щеголяет новой окраской, все блестит. Выходят учительницы со списками. Меня выкликает молодая, с пышными, рыжеватыми волосами, е очень свежим, розовощеким лицом. Глаза ее добрые, серые. Они глядят на нас чуть-чуть насмешливо. — Дети, кого я выкликнула, заходите в этот класс,— говорит она. — Иди, иди,— шепчет мне мать. Она смахивает со своей щеки слезинку и гладит мою остриженную голову, словно отправляет меня в далекий и трудный путь. И мне вдруг становится грустно, будто я расстаюсь с ней надолго. Учительница усаживает меня на вторую парту с мальчишкой, по­ хожим на девчонку. Он очень беленький, изнеженный. Нос у него ути­ ный, глаза тусклые, равнодушные. Мягкие, золотистые волосы падают на плечи, как у девчонки; на шее, вместо галстука, завязана бантиком голубая лента. Очень не понравился мне этот маменькин сынок. И звали-то его, как девчонку, Валей. Я даже покосился: не юбка ли на нем вместо штанов? — Меня зовут Эмилией Яковлевной,— говорит учительница. Она рассказывает нам, как вести себя на уроках, как приветствовать ее. — Ну, хорошо! А теперь выньте тетради и карандаши. Я лезу в сумку, торжественно выдвигаю дощечку-крышку и... холо­ дею: карандашей в пенале нет. Я оставил их дома. В ужасе взглянув на учительницу, хватаю сумку, вылетаю из класса. Дом наш от школы далеко. Я бегу, задыхаясь, листва с шуршани­ ем взметывается из-под моих сандалий, пот катится со лба. Все погиб­ ло! Все пропало, если не успею! Укорачиваю путь, шмыгаю в разные калитки, перелетаю через за­ боры, озираясь, бегу дворами. А вот и Дом Ленина. Его еще окружает занозистый забор, он еще весь в мостках, в переходах, в клетках, в перекрещениях лесов. Боль­ шие окна с новенькими рамами без стекол смотрят на проспект. В них мелькают стекольщики, маляры с кистями на длинных палках. Грузовик с кучей извести в кузове пятится в ворота. Я забегаю в жиденький сквер. Здесь, рядом с Домом Ленина, на фоне его многоярусных лесов, среди гпуды кирпичей, набросанных до­ сок, холмов песка и гальки возвышается большая могила, на ней — реб­ ристая, в изломах — скала, а из этой скалы вырывается богатырская рука с факелом, распластавшим каменное пламя. Там, под скалой, ле­ жат замученные колчаковцами. И хоть я тороплюсь, прыгаю по кирпичам, громыхаю по доскам, мне все-таки врезается в память эта рука с факелом. Среди нагромож­ дений стройки, на фоне Дома Ленина, она выглядит необычно. Я на миг вспоминаю ночную площадь и сотни факелов над толпой в мороз­ ном тумане... Проношусь между желтыми и какими-то жаркими тополями, и сра­ зу же налетаю на кучи песка и булыжников. Рабочие цокают по кам­ ням большими молотками, высекают искры, мостят улицу перед новым, серо-стеклянным домом поликлиники. Ее построили совсем недавно, бо­ ком она выходит на мою, Бийскую улицу. Ворвавшись в дом, я бросаюсь к столу — карандашей нет. И тут я в отчаянии вспоминаю, что положил их не в новый, а в круглый черный 36 з*