Сибирские огни, 1967, № 6
Отец укладывает в телегу литовку, грабли, топор. Наливает холод ный квас из погреба в деревянный, старинный логушок, загоняет в от верстие выструганную пробку, обмотанную тряпицей. Приносит мамино старое пальто, делает из него мягкое сиденье. — Забирайся! Мама притаскивает узелок с едой, брезентовый дождевик, застав ляет меня надеть рубаху. Я запрыгиваю на телегу, свешиваю ноги, отец садится с другой сто роны, разбирает вожжи, ласково кричит дремлющему Гнедку: «Но-о! Родимец!» — и разворачивается. — Ну, с богом,— напутствует мама. Все это мирное, домовитое мне нравится. И я уже думаю, что, по жалуй, действительно, сегодня день особенный. И так славно постукивает, потряхивает телега. От нее, от сбруи, от Гнедка пахнет колесной мазью, дегтем, конским потом, ветерок наносит дым отцовой цигарки. Сытый Гнедко не торопится, отец то и дело до бродушно покрикивает: «Но-о! Заснул? Бича захотел?» И шлепает вожжой, и тут же на лоснящемся, широком крупе протягивается пыль ная полоса. В деревянном брюхе логушка хлюпает, позвякивают литов ка, грабли. Колеса гремят, трясут по булыжникам и вдруг резко стукаются, сходят с мостовой, мягко, бесшумно катятся по ровной земле, по слою пыли. За городом нас встречают березовые рощи. Лопушистая трава мне по шею, она волнами накатывается на березовые островки. А вон и пуч ки! Вкус пустых и сладких дудок я хорошо знаю. Сворачиваем на заброшенную дорогу. Она заросла широколист ным подорожником и мелкой ярко-зеленой травой. А по обочинам вста ет высокая, кустистая трава с колокольчиками, ромашками. Она метет по моим ногам, по оглоблям, пачкается черной колесной мазью. Тра винки, лепестки облепили концы осей с чекушками на веревочках. И так здесь запахло, как будто я уткнул лицо в ворох уже накошенной травы. — Но-о! Рысак! Шевелись! — поет отец, крутит над головой кон цами вожжей, сладко чмокает губами, подбадривая лошадь. Отец мне сегодня нравится. Он сворачивает с заглохшей дороги, и наша телега серым плоти ком плывет в зеленых волнах в низкую луговину возле молодого берез нячка. Гнедко мотает башкой, травы стегают его по груди, уходят между ног, метут по брюху, громко шуршат под телегой, наматываются зеле ными жгутами на втулки. Гнедко фыркает, звякая, перебирает зубами удила, хлещет по бокам хвостом, сгоняя паутов. Я спрыгиваю и приминаю траву вокруг телеги. Отец распрягает Гнедка, спутывает передние ноги волосяными путами и, звучно шлеп нув ладонью по холке с выпуклым тавром, разрешает: — Гуляй! Мне весело смотреть на хомут, на седелку, на дугу, на сбрую, сва ленные в кучу на траве. Отец хорошо и долго пьет из логушка, накло нив его с 'грядки телеги. Смачно крякает, вытирает усы и говорит: — Жарынь! Я ломаю пучку, делаю дудку, сую в торчащий нос логушка, и в рот мне ударяет холодная, ядреная, пахнущая пучкой струйка. Я затыкаю нос логушка травой. «Вжиг, вжиг»,— бруском точит отец сверкающую литовку. Он сует брусок за голенище, поплевав в корявые, твердые ладони, 25
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2