Сибирские огни, 1967, № 6
В домах спят люди. В пахучей, зеленой густоте листвы, за налич никами окон, на чердаках, на сеновалах прикорнули воробьи, гори хвостки. Под листьями замерли мухи, жуки. А вон у Ромки-цыганенка на железной зеленой крыше дремлют белые голуби. На поленницах, в сенках, на крылечках, в сараюшках спят лохматые, теплые звери: со баки и кошки. И улица пустынна и призрачна потому, что по ней бродят невиди мые, уютные, посапывающие сны. Мы стоим на дороге. Я — в одних трусах. Избегавшийся, худющий, коричневый от солнца. Большой палец на левой ноге обвязан запылен ной тряпкой — сбил о камень. Я чувствую какую-то благодарность к Шуре. За что? За ласку? За дружбу? Или за этот самый длинный день в году, с которым он свел меня сейчас? Среди зелени тополей золотятся новые столбы. Давно ли здесь тя нули провода и звонкие столбы гудели, когда монтеры, взбираясь, уда ряли по ним «кошками»? Шура в комнатах, в кухне вкрутил лампочки, и мы с нетерпением ждем, когда они загорятся. На берегу Оби уже построили новую город скую электростанцию... — Ну, иди, досматривай сны,— говорит Шура. — А ты? — Пройдусь... Посмотрю спящий город... И он уходит по дороге, заложив руки за спину. На нем голубая майка с белым воротником и с белыми обшлагами. Его бумажные се рые брюки в черную полоску явно коротки ему. Между сандалиями и обшлагами мелькают голые ноги. А я снова лезу на сеновал. Я уже хорошо выспался, когда пришел ко мне Петька. ...Курицы бродят по двору, роются в земле. Ходит взъерошенная, сердитая, рябая клуша с выводком пушистых цыплят. Другим мать уже не дает садиться на яйца. Как только заклохчет какая-нибудь хохлатка, она сразу же окунает ее в бочку с водой, чтобы курица остыла, не начала парить. Во дворе взвихривается стая разноцветных перьев, они грудятся к заборам. Мы с Петькой пускаем их по ветру. Перо взлетит над крышей, покружится и опустится. В углу двора черемуха. Под ней в песке купаются куры. На заборе болтаются моя шубенка, половики. У сарая груда сосновых дров, зем ля в опилках, среди поленьев — козлы.. Между врытыми столбами натянута веревка, она провисла от сы рого, только что вывешенного белья. Над ним поднимается парок. За бавно смотреть на рубахи, свесившие рукава вниз. Будто невидимые люди, как в цирке, ходят на руках. Под водосточной трубой в кадке плавают перья и коробок с воткну той спичкой-мачтой. К дому привалена лестница. Сухая земля местами облита мыльной водой после стирки. Открыв рот, под черемуху плетется пес Ругай. Шура взял это имя из «Войны и мира». Петух, повернув голову набок, смотрит в небо и, за видев коршуна, тревожно кричит. Под навесом стоят сани, на них лежит дуга, хомут. К стропилам подвешены только вчера нарезанные в лесу, березовые веники. Там, в сумрачной прохладе, славно пахнет сеном, вянущими вениками, рого жей и лошадью из конюшни. Солнце ослепительное. Редкие облачка словно белые заплаты на 22
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2