Сибирские огни, 1967, № 6

рению он ставит слова из «Памятника» Пушкина. Стихотворение «Дремлет мир под звездами. большими...» состоит из вариаций на тему «Горных вершин» Лер­ монтова. И совсем по-русски, по-есенински звучат строки «Весеннего снега»: Эх, .¿ейчас буренке бы в руках Проткнуть душистую охапку! Для понимания поэзии Б. Укачина, по­ жалуй, особенно интересно остросюжетное стихотворение «Характеры». Эпизод, со­ ставляющий фабульное зерно этой балла­ ды, мог возникнуть только в тех краях: охотник — алтаец, бредущий по тайге, Видит: барсова лапа Торчит одиноко в капкане.., «Сам себе перегрыз! Вот характер!..» И этот «характерный» барс, подкараулив человека, коварно обрушивается на него, вгрызается в его ногу и... Изумленно скулит: Непонятна, гладка, жестковата Деревяшка в зубах! С ней клыки совладать не сильны.. Нет ноги у Амыра: Давно, в сорок третьем когда-то, Он оставил ее В раскаленном капкане войны... Герой тайги оказывается героем великой войны, охотник — советским солдатом. И да­ леко за пределы таежного эпизода выво­ дят слова: Сбросил зверя —*и встал, Распрямился охотник-солдат. Так органично переплетается националь­ ное и общее. Амыр — герой стихотворе­ ния — сродни богатырям алтайского эпоса Малчи-Мергену, Алтай-Бучаю, Алып-Ма- нашу... Он сродни и героям Великой Оте­ чественной войны, воспетым советской поэ­ зией. Поэт малого народа, Б. Укачин не чув­ ствует себя привязанным к локальной теме и традиционно-национальной образности. Он свободна обращается к любой волнующей его теме и ищет художественные краски для ее решения на безмерной палитре боль­ шого искусства. Одно из лучших стихотворений книги — «Слепой поэт» —начисто лишено местного колорита. Это стихи о слепом'от рождения, но со «зрячим сердцем» человеке, сумев­ шем преодолеть фатальную обреченность судьбы и не только «услышать жизни голо­ са», но и увидеть всю красочность мира: ...Прорезаются в кончиках пальцев глаза, И становятся видимы люди и вещи. Поэт сумел проникнуть в душевный мир своего слепого героя и на какое-то мгно­ вение увидеть окружающие вещи — «цветы, магазины, дороги, машины» — его «зрени­ ем». И тем; же «внутренним зрением» уви­ деть самого героя: Он проходит — и черная палка в руке, Как фонарик, ему освещает дорогу... Пожалуй, наименьшей удачей поэта выглядит самая крупная вещь книги, йвтобиографическая и декларативная поэ­ ма «Кто я такой?» Как-то резко из­ менился почерк в поэме. Совершенно правильные вещи говорятся иногда совер­ шенно правильными, но уж очень привыч­ ными словами, лишенными изящества и оригинальности, так привлекающими в ли­ рике сборника: И не грянь Октябрь Средь этой тьмы, Может быть, и мы, И наши дети. Гнулись бы под байсхими плетьми, Как веками гнулись Нашш деды. Абсолютно верно, но сколько раз уже сказано об этом примерно теми же слова­ ми. И такими же общими словами сооб­ щается о событиях наших дней: Где-то ухают пушки, Строчат пулеметы, Где-то рвутся мины И рушится кров... I V Это — о войне во Вьетнаме, но так не­ приметно, безлико, что могло быть написа­ но о любой войне... Трудно сказать, кто виноват в этой ни­ велировке, слова? Может быть, в какой-то мере, переводчик поэмы Е. Елисеев? (Все остальные стихи сборника переведены И. Фоняковым). Но не свидетельствует ли это и о недостаточной собранности самого поэта, позволяющего себе иногда рассла­ бить мускулистость строки, довольствую­ щегося порой суммарным маловыразитель­ ным образом? Борис Укачин — поэт небольшого алтай­ ского народа, он скромно называет себя «веткой горного кедра». Хочется, чтобы ветка прекрасного горного дерева видне­ лась далеко за пределами родного уголка, переплелась со многими другими ветвями полувекового.дерева советской поэзии. , ш / •• ■• л