Сибирские огни, 1967, № 6

На ночь мама бросает на порог свое старое, изодранное пальто, чтобы не дуло из сеней. К утру оно пристывает к порогу, делается за­ скорузлым, его отдирают. Даже большой крючок белеет, покрывается изморозью. А двери так примерзают, что я бью задом, ногами и не мо­ гу их открыть... Морозная пыль, пропитанная луной, сгущается сильнее. Мы подбегаем к Шуриной колонне, когда она уже начала дви­ гаться. Скрипит снег под множеством валенок. В руках ребят пылают фа­ келы, освещая красные и черные флаги. На колонне пляшут огненные блики и тени. Все сдержаны, говорят тихо. Колонны растянулись во весь проспект. В тумане мотаются дымные языки пламени, делая это шествие таинственным. Тротуары сплошь заняты стоящими людьми. — Обывательщина... Домовладельцы... Ишь, вылезли, глазеют,— слышу я говор, семеня рядом с Шурой. Ребята косятся на тех, кто не в колоннах. Октябрьская площадь полна. Кто-то говорит, что собралось тысяч пятьдесят. Площадь тонет в тумане, в клубах дыма и пара от челове­ ческого дыхания. Я жмусь к Шуре. Ничего подобного я еще не видел. Над людским морем пылают сотни и сотни затуманенных факелов, они дымят, с трес-' ком разбрызгивают огненные капли. Всюду реют флаги. Из них вырос смутный, размытый туманом лес. Площадь сдержанно гудит. Колонны рассыпались, перемешались, люди пробиваются к три­ бунам. Их три в разных местах. И на каждой будет выступать оратор, чтобы слышали все. Площадь с одной стороны примыкала к базару,! который отгородился от нее сплошным рядом частных лавчонок и мага-| зинчиков. Нас прижали к рыбной лавке. Из нее вкусно пахло мариной ванной селедкой. Шура помог мне взобраться на выступ прилавка. Те-' перь я стал выше толпы и все видел. От сотен факелов наносит копотью и гарью. Вспыхивают ослепи­ тельные бенгальские огни, вырывая из тумана траурные флаги. По огромной, захлестнутой людьми площади мечется дымная, светлая по­ лоса от прожектора, установленного на крыше высокого дома. Вдруг на трибунах вспыхивают мятущиеся факельные огни, появ­ ляются призрачные, почти невидимые из-за тумана, фигуры. Разливает­ ся мертвая тишина. Факелы будто запылали ярче. С колышущейся, зыбкой в тумане трибуны до меня доносится далекий, слабый, но все- таки ясно слышимый в морозном воздухе голос: — Дорогие товарищи! В данный момент мы, рабочие и крестьяне России, а также и международный пролетариат, хороним дорогого вож­ дя и основателя СССР! И тут же, как эхо, со второй, совсем утонувшей в тумане трибуны глухо долетает голос второго оратора: — ...И глубокая скорбь овладела нами... И совсем уже дальним эхом докатывается голос с третьей трибуны. Медь оркестра запела так сурово и печально, что мне захотелось плакать. Толпа взволнованно колыхнулась. Будто сдутые ветром сорва­ лись с голов шапки. Шура тоже стягивает волчью ушанку, приглаживает вздыбившие­ ся волосы. И я хочу снять своего зайца, но он останавливает: — Простудишься. Тебе можно в шапке. — Уже хоронят? — спрашиваю я. Из тумана, из пара возникает тысячеголосое пение: «За вами идет 16