Сибирские огни, 1967, № 6

гантели. Стены были увешены странными, непонятными рисунками». И, как полагает­ ся «молодому герою», Вячеслав, разумеет­ ся, отлично умеет «быстро и точно» драться. Но с каждой страницей повесть В. Бу­ ренкова становится все серьезнее, все меньше остается в ней рядящейся под жизнь литературщины и все большее место занимает на ее страницах рассказ о таких «драках», в которых героям не приходит­ ся иолагаться на кулаки. Место действия повести — гигантская новостройка. Ее тема — разоблачение де­ магогической показухи тех, для кого стро­ ительство — средство личного выдвижения, карьеры. В борьбе с ними Боброву, и его товарищам приходится очень нелегко, и в финале повести победные фанфары не тру­ бят. Но в этой схватке Бобров окончатель­ но определяет свое место в жизни, свои идеалы и с полным правом говорит о се­ бе: «Я хочу иметь свое мнение обо всем. И это-то страшит Гололобова. И я знаю точно: он боится именно этого, а не стол­ кновений по работе. Гололобов всю жизнь борется за благополучие, а я за счастье. А счастье благополучным не бывает...» Портрет демагога и карьериста Гололо­ бова нарисован молодым писателем выра­ зительно. Гололобов неискренен даже пе­ ред собой, оправдывая свою нечистую игру государственными интересами: «Если хит­ рость служит не для того, чтобы набивать мошну и строить собственный дом, а для государственных дел, значит, эта хитрость полезна». Гололобов подсознательно все время играет «в образе» — образе руково­ дителя с широким кругозором, даровито­ го инженера, «сильного человека», любя­ щего мужа, наконец. Играет талантливо и увлеченно, и лишь в редчайшие минуты откровенности перед собой может приз­ нать, что всеми его поступками движет лишь «жажда... какой-то относительной свободы, спокойствия». Но хорошо разглядев сегодняшнего Го­ лолобова, молодой прозаик не сумел внят­ но разъяснить, как он стал таким. Вопрос Боброва: «Как ты такой появился?» — по­ висает в воздухе Ссылка на трудные вре­ мена сама по себе ничего не объясняет — миллионы людей, пройдя такой же путь, Гололобовыми не стали. Именно эта неяс­ ность, а отнюдь не резкость характеристи­ ки Гололобова, приводит к тому, что в по­ вести возникает неверное противопоставле­ ние молодежи «старикам» (тем более, что другие представители старшего поколения строителей обрисованы в «Запасе прочно­ сти» весьма схематично). Бывает так, что ю или иное жизнен­ ное явление увидено писателем точно, но освещено, истолковано совершенно не верно. Примером этого может служить по­ весть способного молодого казахского про­ заика Шерхана Муртазаева «Молнии без­ облачных дней». Как и в «Запасе прочно­ сти», в ней перед читателем встает юный город, выросший в голой степи, снова юно­ ши и девушки в сложной, напряженной об­ становке решают большие нравственные проблемы, раз и навсегда выбирают линию жизни. В еще большей степени, чем повесть В. Буренкова, «Молнии» направлены про­ тив парадных сочинений на тему «моло­ дежь на стройке». Повесть Ш. Муртазаева неприкрыто полемична. Герой повести, мо­ лодой инженер Нариман, подробно расска­ зывает о неуюте общежития и рабочей сто­ ловки, на производстве главная забота — борьба с грязью, засасывающей мощные машины,— дело очень важное, но совер­ шенно лишенное внешнего блеска. Когда Нариман находит средство избавиться от этого грязевого бедствия, то говорит он не столько о творческом волнении при разра­ ботке своего проекта, сколько о волнениях другого характера, связанных с тем, что один руководящий трестовский работник вымогает у молодого изобретателя «соав­ торство». По мягкости характера и душев­ ной робости Нариман не очень и протесту­ ет, но те же мягкость и робость не позво­ ляют ему прямо предложить вымогателю сделку, на которую тот всячески намекает, не рискуя по понятным причинам гово­ рить прямо. В финале повести фанфары тоже не ли­ куют: проект Наримана принят и осущест­ вляется, но сам он понижен в должности и, в общем, справедливо: в какой-то сте^- пени и он виноват в аварии, из-за которой тяжело пострадал человек, пусть разгиль­ дяй и пьяница. Нариман хорошо чувствует фальшь «высоких слов», когда они произносятся не от сердца, а «по обязанности». С неглупой иронией передает он диалог из фильма, подобных которому у нас еще немало: «—Ты думаешь только о себе. Другое те­ бя не интересует. Я не знала раньше! — говорит со слезами в глазах положитель­ ная героиня.— Я думал о твоем счастье, радость моя, любовь моя! Я думал о на­ шем счастье! — говорит отрицательный муж.—Нет. Мы .будем счастливы, когда счастливы будут все! — кричит положи­ тельная жена. Муж гладит ее волосы. Она рыдает, спрятав лицо на широкой груди отрицательного мужа». Сначала читатель вместе с автором вполне сочувствует Нариману в его не­ громком, но искреннем обличении лакиров­ ки и показухи. Но чем дальше движется действие, чем внимательнее мы вслушива­ емся в глубокомысленные сентенции (вроде такой, например: «Страшную борьбу ведут между собой морщины и женщины»), тем больше разочаровываемся в этом удиви­ тельно инфантильном для своих 27 лет ин­ женере. Нет у него прав быть судьей от­ рицательных сторон нашей жизни, ибо по- мешански мелок его идеал, ограничены и эгоистичны стремления. Нариман свысока посмеивается над ин­ тересующейся им кассиршей столовой Ак- билек. Он «расшифровывает» деловую фра­ зу девушки так: «Был бы ты, джигит, ум­ 171