Сибирские огни, 1967, № 6

ми. «Парламентер» тоже строго докумен­ тален, но в нем. есть большое художест­ венное обобщение. «В те дни и всегда» при всех своих достоинствах остается хроникой. Порой мы говорим, что есть факты, ко­ торые потрясают сами по себе, к которым не должно прикасаться перо художника. Но если их передает нам не участник со­ бытий, не очевидец их, то такое «прикос­ новение» неизбежно; как бы трагичен ни был сам жизненный материал, мастерство писателя должно вступать здесь в свои права. Молодежь наших дней должна знать — и не только разумом, но и сердцем,— что испытания войны тяжело задели не только отцов, тех, кто сражался на фронте, но и матерей и старших братьев, тех, кто в ты­ лу нес нелегкое бремя военных лет. И хо­ рошо, что в «Просторе» опубликовано сти­ хотворение Туманбая Мулдагалиева «Са­ поги» (перевод В. Антонова), напоминаю­ щее об этом: Покой и хлеб наш отняли враги. Но помню я знакомые шаги: То мать к моей постели подходила И стягивала молча сапоги. ...А утром шел я в школу спозаранку В ее больших удобных сапогах. Потом домой бежал, не чуя ног. Мать подвести разутую не мог. Так день за днем исправно нам служила Та пара женских стоптанных сапог. К сожалению, «Сапоги» — едва ли не единственное произведение о «военном дет­ стве» во всех двенадцати книжках прошло­ годнего «Простора». Если учесть аудито­ рию, к которой обращается преимущест­ венно журнал, то эта тема заслуживает большого места. Чаще мог бы журнал сейчас, в пред­ дверии пятидесятилетия Октября, обра­ щаться и к годам революции и граждан­ ской войны. Пока же в нем опубликовано лишь несколько мемуарных записей, инте­ ресных, но носящих все же довольно «местный» характер. Правда, в ноябрьской и декабрьской книжках журнала напеча­ тан роман М. Митько и Л. Кривощекова «Гроза на Тентеке», посвященный ярчай­ шему эпизоду гражданской войны в Казах­ стане — знаменитой Черкасской обороне, о которой Дмитрий Фурманов писал: «Исто­ рия Черкасской обороны — это удивитель­ ная страница героического сопротивления обреченных на гибель десятков тысяч бой­ цов, наполовину безоружных, больных, вынужденных дорожить каждым ударом, каждой пулей, которую назавтра негде бу­ дет раздобыть». Но до выхода отдельного издания о «Грозе на Тентеке» практически невозможно говорить, так как журнал опу­ бликовал, по сути дела, лишь фрагменты романа. Трактовка отдельных образов, прежде всего командира обороны Николь­ ского, «попа от социалистов», поспевающе­ го и в окопы, и на молебен, вызывает воз­ ражения, но пока трудно сказать, просчет ли это авторов или сотрудника редакции, сокращавшего большой роман. Редакции, очевидно, следовало или уж отказаться в данном случае от принятой практики и дать роман целиком, или выбрать из него один законченный отрывок. О «связи времен», о бессмертии тех, кто отдал все свои силы строительству новой жизни, говорит большой казахский поэт Сырбай Мауленов, «приводя» в стихотво­ рении «Праздник в степи» на сегодняшний колхозный той основателей советской ка­ захской литературы — трагически погиб­ ших С. Сейфуллина, И. Джансугурова* Б. Майлина: Мы затем добились перемен, Чтоб навек Забыть о лживой лести. В празднике участвует Сакен, Восседая на почетном месте. И, сойдясь на той издалека, Слушают трудящиеся массы, Как гремит набатная строка Сорокатрехлетнего Ильяса. Озирая караваны лег Сквозь пески И снежную порошу, Думает о чем-то Беимбет, Волосы смолистые ероша. Всюду звуки праздника слышны. Мой народ! В жестокой круговерти Не твои ли славные сыны Обрели высокое бессмертье! (П е р е в о д В Л . С А В Е Л Ь Е В А )+ В романе Вениамина Каверина «Двой­ ной портрет» писатель вновь обращается к. хорошо известному ему миру научной ин­ теллигенции. Но, в отличие от «Открытой книги», например, труд ученого здесь не основа, а фон, довольно условный. Суть, романа — в «размышлениях о тех порази­ тельных переменах, которые превращали дельных людей, пытавшихся улучшить жизнь, в притворщиков, создававших лишь видимость дела». Это произведение о не­ примиримости честности и беспринципно­ сти, мужественного служения истине и приспособленчества. Роман построен с обычным для В. Ка­ верина мастерством, читается он с напря­ женным вниманием. Стоит, правда, отме­ тить, что условность фона все же не про­ шла для произведения даром и привела к появлению таких условно-литературных персонажей, как «неукротимый» академик Кошкин или лирическая героиня романа Оленька, которая и на читателя «произво­ дит впечатление воздушности», но в не­ сколько ином смысле, чем на действующих лиц романа. Но «двойной» портрет анти­ подов в науке и жизни —Остроградского и Снегирева — по-настоящему выразителен. Приспособленец, карьерист и невежда, Снегирев нарисован писателем беспощадно, но без малейшего шаржа. Это строго реа­ листический портрет «деятеля, умело опи­ рающегося на подозрительность, недове­ рие, на смутные чувства вины, скользящие за тобой по пятам». В. Каверин правдиво показал и ту бездну вреда, которую при­ несли советской науке снегиревы, и неиз­ бежность их краха. Мы прощаемся с этим «деятелем», когда он мучается бессонни­ цей, вызванной страхом близкого падения.. 168