Сибирские огни, 1967, № 6

В ее портрете органично сливаются черты душевной утонченности, женственности, житейской незащищенности. Вряд ли та­ кая Нюрка может проявить кипучую, су­ матошную деятельность на профсоюзном поприще, о чем всерьез заявляет В Розов в своей пьесе. Душевная опора Нюры—ее отец. Илья Григорьевич Салов (артист А. Беляев) — из тех отцов, которые свою «правду» не возводят в абсолют, не тычут ее в нос всем и каждому, но и не из тех, которые расписываются в старческой отсталости от молодого поколения, предпочитая ^отсижи­ ваться где-нибудь на исторической «зава­ линке». Салов не навязчив, но зорок. Он все видит и все понимает: и как незауряд­ ная личность, и как мудрый, чуткий роди­ тель. Глубоко чувствуя, глубоко сознавая драму дочери, Илья Григорьевич своей ласковостью, «совестливостью» (в высоком значении этого слова) помогает Нюре об­ рести внутреннюю уверенность на пути к «прозрению». Мы видим, как тихая весе­ лость Салова, его' добрый юмор постепен­ но с течением действия сменяются молча­ ливой задумчивостью. Он на глазах зрите­ лей «стареет», становится сгорбленным и невпопад суетливым. Его грызет «червь ■сомнения». Для него ведь Михаил — хоро­ ший парень и хороший жених. И не худо бы удержать его. Вспомните ведь он уже накидывал на него шутливо рыбацкую сеть. Шутка эта для него имела символи­ ческий смысл. Он отдавал за Михаила лю­ бимую дочь, и счастье ее, казалось, было навек обеспечено смирным и покладистым, хотя внешне угрюмым, неразговорчивым Михаилом. Теперь это рушится, но еще не рухнуло. И еще можно, можно силой сво­ его авторитета, «нажимом» на жениха удержать равновесие. Но Салов созна­ тельно не делает этого. Он вначале дума­ ет, выжидает, но одна мысль все же не­ отступно гложет его: чисто ли то дело, которое творится на его глазах? И когда Нюрка после свадьбы «освобождает» Ми­ хаила, свет затаенной радости, внутренне­ го ликования зажигается в его глазах. Ну, а каков Михаил (артист А. Малы­ шев)? Многое подкупает в этом застен­ чивом, трудолюбивом, ушедшем в себя парне с его манерой отрывисто говорить, беспрекословностью и готовностью к само­ пожертвованию. За плечами этого челове­ ка для нас зримо встает и его безрадостное сиротское детство — травма военных лет, и вся его биография, уже не очень корот­ кая, в которой было неизмеримо больше будничных забот, одиноких раздумий, за­ брошенности, нежели душевных праздни­ ков Многие критики объявляют честность Михаила честностью в кавычках: дескать, как это, не любя Нюру, Михаил тем не менее женился на ней? Это положение в корне неверно. Если бы жизнь всецело от­ вечала позиции подобных критиков, то, наверное, наисложнейшая проблема брака была бы давным-давно решена. В том-то и дело, что Михаил по-своему любит Нюру, привязан к ней, былое чув­ ство к другой девушке со временем заглох­ ло (вернее, он спрятал его в себе). И в конце концов он волею жизненных обсто­ ятельств пообвыкся в доме Садовых, и не избалованный, обделенный лаской, уютом, искренним чувством, незаметно для себя обрел в Нюрке долгожданную надежду на счастье. И именно честность («без кавы­ чек») заставляет Михаила считать своей непреложной моральной обязанностью по­ давить вновь вспыхнувшее большое, истин­ ное чувство к Клаве (артистка Т. Сердю­ кова), иными словами — предпочесть долг чувству. У А. Малышева такое понимание образа совершенно очевидно. И точны не только внешние приметы: и эта «подполь­ ная» самостоятельность, и эта печальная сосредоточенность во взгляде, и эта нето­ ропливость в движениях, походке, жесте. За всем этим мы постоянно ощущаем в Михаиле личность куда более значитель­ ную, чем это представляется иным крити­ кам, утверждающим, что розовский ге­ рой — характер квелый, серый и скучный. Об антиподе Михаила, его друге Васи­ лии, тоже не скажешь, что он личность заурядная. За напускным легкомыслием Василия (артист И. Поляков) и его весе­ лым цинизмом, за задиристой бравадой и грубоватой, ернической насмешливостью упрямо проглядывают нетерпимость ко лжи, как бы она ни была замаскирована, душевная щедрость и отзывчивость. И нас не шокируют увлеченные, заразительные «повествования» героя о похождениях, сви­ детельствующих о его неистощимой влюб­ чивости. Но Василий Заболотный знает цену на­ стоящего чувства, и именно поэтому он го­ рячо и настойчиво взывает к Михаилу от­ казаться от Нюры. А ведь еще совсем не­ давно тот же Василий был искренне уве­ рен в том, что его друг любит свою неве­ сту, и не мыслил, что брак может не состо­ яться, но теперь, когда он «услышал», как заклокотала в душе Михаила любовь к Клаве, как она преобразила его,— он убеж­ дает друга не ломать себя, быть верным природе. И этот «перелом» во взглядах Василия свидетельствует прежде всего о цельности натуры, нежели о ее непоследовательно­ сти. Так вырастает в спектакле живой, не­ покладистый, неуемный характер, и этим определяется его место в сложной ткани взаимоотношений героев. При всей яркости и убедительности сце­ нических характеристик спектакля, постав­ ленного А. Никитиным, он очень во мно­ гом «сделан» не по Розову. Режиссеру словно претит известная надсадность ро- зовской пьесы. Горький осадок от призем- ленности быта (который, как никогда, на этот раз силен у драматурга) пугает ре­ жиссера, и он бежит от будничной неуст­ роенности в мир просветленный, лишь слегка затронутый мирскими заботами, в J60