Сибирские огни, 1967, № 6

шения к жизни, скрытой внешним легко­ мыслием, и в ее мятежном беспокойстве. В ней нет умиротворенности. Она живет на­ деждой, что свершится «чудо»: Хельмер в решительную минуту пожертвует собой ради нее. Нора и безумно боится, что этого не произойдет, и страдает при мысли, что ее тайна (когда-то ради спасения больного мужа она подделала подпись на векселе) станет известна Торвальду, и она с ужасом начинает все яснее и яснее это осозна­ вать— он, Торвальд, не поймет ее, ибо ду­ мает лишь о себе, о собственной репутации. Нора рассталась со своим «идилличе­ ским» счастьем без слов и ни на минуту не пожалена о разрушенном «кукольном доме». Категорически убежденно она' вы­ сказала Хельмеру всю правду. Нора дока­ зала, что она «настоящий человек» в том смысле, в каком эти слова Ф. Энгельс при­ менял к лучшим героям Ибсена. Двойственное ощущение вызывает образ Торвальда Хельмера в исполнении артиста А. Беляева. Он беспощаден к своему ге­ рою. Социальный рисунок роли предельно заострен. Исполнитель «взорвал» тихое благополучие и самодовольство Хельмера, обнажил его чудовищный эгоизм, расчет­ ливость, лицемерную буржуазную мораль. В центре внимания актера — большая со­ циальная тема человека-собственника. Бе­ ляев не побоялся дать резкую и злую ха­ рактеристику: он прозрачно намекнул на то, что Хельмер пошл и умственно огра­ ничен, он подчеркнул его трусливую осто­ рожность, он обвинил его в бесчеловечно­ сти и развенчал его маленькие и ничем не примечательные чувства. Но не слишком ли прямолинейно такое сценическое решение? Торвальд-Беляев антипатичен зрителям с первых минут. Возникает вопрос: неужели чуткая, тонко чувствующая Нора могла столь безгранич­ но заблуждаться в нем? Возможно, это и в самом деле досад­ ный просчет спектакля. Но с ним легко примириться, учитывая и тщательное ре­ жиссерское и актерское прочтение характе­ ров большинства героев, и последователь­ ность постановщика в разработке ибсенов- ской концепции, и весь облик этого спектакля, приобщающего зрителей к серьез­ ным раздумьям о жизни, к пониманию общественно-семейных конфликтов, разре­ шение которых не лежит на поверхности, так как социальный и моральный опыт че­ ловечества их бесконечно варьирует. В самом деле, проблему семейной, лич­ ной жизни людей мировая литература ре­ шает в огромном количестве поэтических вариантов. Как нк парадоксально, другой спектакль театра — «В день свадьбы», поставленный режиссером А. Никитиным, звучит как психологическая антитеза судьбе Норы. ...Через час после регистрации брака Нюрка, героиня пьесы В. Розова, сорвала с себя свадебную фату и отпустила своего жениха Михаила на все четыре стороны. а точнее — к другой женщине. Это случи­ лось при всем честном народе, во дворе, где собрались и ее друзья, и ее недоброже­ латели. Она объявила это решение на глазах у всех, бросив вызов обыватель­ ской морали «стерпится — слюбится», ме­ щанскому злоязычию. Она, подобно Норе, сама разрушила карточный домик возмож­ ного половинчатого благополучия, с почи­ ненным телевизором и смирным мужем... Личная жизнь Норы сложилась тра­ гично, несмотря на просветленность фина­ ла. Судьба Нюрки, нашедшей в себе внут­ ренние силы отказаться от ложного, при­ зрачного семейного счастья, отказаться от любимого человека (Норе было «лег­ че»: она уходила от мужа, в котором окончательно разочаровалась),— это уже принципиально новый вариант решения из­ вечной темы. Мир буржуазных отношений породил драму. Мир новых социалистических отно­ шений в конечном счете предотвратил ее. В театрах страны образ Нюрки тракту­ ется по-разному: автор предоставил испол­ нителям широкий простор для сценических интерпретаций. Нюрку можно сыграть наглой, грубой, ухватистой, уцепившейся за своего наре­ ченного и вдруг перерождающейся под влиянием своего отца. Нетрудно представить себе и другую Нюрку — незаметную, невзрачную, обде­ ленную любовью, в душе которой в ответ­ ственный час требовательно прозвучал го­ лос высокой честности и благородства. В «Красном Факеле» Нюрку играет Е. Попенко, предлагая несколько неожи­ данный и не совсем розовский рисунок роли. Ее интересует прежде всего личная драма Нюры, ее душевные терзания с их бессильной горечью и нравственной чисто­ той. Переживания Нюры чисты, ее душевная боль не может не вызвать сочувствия, по­ тому что в ней меньше всего себялюбия и корысти. И только один раз Нюра «сры­ вается» — в ту роковую ночь, когда узнает, что Михаил любит другую. Она становится исступленной и готова на все, чтобы удер­ жать Михаила. Ее обуревают и эгоизм, и озлобленная досада, и растерянность, и страх перед непоправимой утратой. Нюра- Попенко словно на краю бездны. Она стра­ шится заглянуть на дно пропасти, ибо знает, что там мрак одиночества, разбитые мечты, безжалостная молва. Но отчаяние одновременно и выпрям­ ляет Нюрку. Да, конечно, по «инерции» она наденет свадебный наряд, пойдет в ЗАГС, созовет гостей. Но свадьбы не бу­ дет. Нюра поймет ложность происходяще­ го. И ее отказ от Михаила явится своего рода нравственным подвигом. Е. Попенко избегает обытовления об­ раза Нюры. У В Розова Нюра написана жестче, «щетинистее», контрастнее. Актри­ са видит свою героиню всецело в лириче­ ском плане. И такое решение убеждает. 159