Сибирские огни, 1967, № 6

Лошадь сначала поднимается на передние ноги, потом вскакивает на все четыре и трясет шкурой, сбрасывая прилипший песок. Отец сует дугу под передок телеги, приподнимает ее, сдергивает ко­ лесо и мажет ось колесной мазью. А потом толкает колесо, и оно легко вертится. Запрягая Гнедка, отец торопливо разбирает сбрую, рывком затя­ гивает супонь. Должно быть, он чувствует себя преступником и не знает, как иску­ пить вину. Угрюмый, он никому не смотрит в глаза. Вечером привозит новую посуду, исправляет табуретки, стол, встав­ ляет выбитые стекла. И долго что-нибудь налаживает во дворе, подме­ тает, чистит конюшню. Так проходит дня три-четыре, а потом я вижу вещий сон, и все по­ вторяется: дебош, битье посуды, крики... Мой дед, как говорили раньше, «держал ломовщину». Он имел де­ сятка два сильных, медлительных лошадей, несколько работников. Дед брал у купцов подряды на перевозку муки, мяса, масла. С ломовщиками ездил и мой отец. Он рано начал пить и скандалить. Дед решил женить его, дескать, пойдут дети — образумится. Однажды дед по своим извозным делам попал в деревню Прокудки- ну. И там высмотрел в бедной семье Дуняшу. Это была тихая, скромная, светловолосая девушка. О Дуне Вакутиной в деревне говорили, как о хорошей работнице и послушной дочери. И на лицо она была привлека­ тельной, этакая Дунюшка из русской песни. Ну и заслали сватов. Да не принесло это Дунюшке счастья... Почти каждый вечер ныло сердце, я вздрагивал от малейшего сту­ ка, подбегал к окну. И вот гремят колеса, конь заворачивает к воро­ там, хриплый голос орет: — Авдотья! Чтоб тебя паралич расшиб! Оглохла, трясучка?! У матери лихорадочно горят щеки. Она выдергивает палку, распа­ хивает ворота, отец, лежа на спине в телеге, куражится, задирая ноги. Сквернословя, он вкатывает в свое царство. А через полчаса нас уже прячет кто-нибудь из соседей. Мишка-вое­ вода принимается за свои дела. Он и трезвый нехорош. Нищему, заглянувшему в калитку, кричит: — Катись комом! Самим жрать нечего! Расплодилось вас, как собак! На маму, купившую дочке платье, ворчит: — И в старом платьишке могла бы прокрутиться, не велика бары­ ня! Транжиришь деньжонки! Гну горб на вас, чертей! Ездите на моей шее. Жрете в три горла. Шура читает, а отец брюзжит: — День и ночь мозолишь книжонки глазами. Лучше бы делом за­ нялся. Вон пимишки надо подшить. Не напасешься на вас, дармоедов. Шура возмущенно защищается. Отец цыкает: — Не огрызайся, зубастый черт! Ученый больно стал. Всю жизнь на своем горбу таскаю вас, чертей! Идем играть на улицу или возвращаемся с улицы, он встречает и провожает: — Носят вас черти взад-вперед! Всю избенку выстудили! Еще ни одной щепки не заработали. А я все жилы вымотал на вас, крученые. Поди попробуй, заработай их, дровишки-то! Поворочайте кули, так узнаете цену копейке! Привыкли на чужой шее ездить! И так целые дни зудит, лается, по выражению матери. Ю