Сибирские огни, 1967, № 6

И, щурясь от яркого света, ты смотришь в долину эту, где белым молочным цветом гречиха цветет. Потом говоришь ты с мертвым соседом (как раньше было, в жизни, ушедшей недавно) о налогах и о вине, об урожае славном, о сыне, в бою погибшем, о дочери, о жене. И снова в твоих жилах алая кровь струится, и тесным от воплей становится твой дом-теремок, и море гречихи белой снова и снова волнуется у мертвых твоих ног. * * * Я в ровное-ровное поле пойду, туда, где цветет колосистое жито, пусть стебли в пальцах моих шелестят и пусть земля мне откроет душу. Я буду слушать дыханье земли, в широкой ее ладони спрячусь, чтоб в ровном поле, в густых хлебах печаль меня отыскать не сумела. С о сл о в ен ск о го п ер евел Л . Ч И К И Н . И зе т Сарайлич (Босния и Герцеговина) НОК ТЮР Н Смакую, покуривая, сложности Шекспира, Постигаю оттенки философских систем,— Утонченный человек современного мира, Ничего не имеющий, владеющий всем. Непогода в окне— как на телеэкране. Радиатор отопления теплом исходит сухим. И хотя, конечно, я «левый» и прогрессивный крайне — В эту ночь я не погибаю. Погибает Фан Ван Ким. С сербохорват ского п ер евел И . Ф О Н Я К О В . 8 * 115