Сибирские огни, 1967, № 6

Во время обеда тетя Маша ничего не давала со стола посторонним. Дашь со стола — счастье унесут. Если, бывало, мимо шла похоронная процессия, тетка спешно за­ хлопывала ставни, чтобы избежать беды. Как-то при мне сел на раму окна воробей, затрепыхал крылышка­ ми, клюнул в стекло, тетя Маша побледнела, начала креститься, про­ шептала: — Горе рвется в дом. Если птица три раза клюнула в окно, быть беде. — А воробей только два раза клюнул,— сказал я. Она обрадовалась. Но тут же я, чтобы подразнить ее, поправился: — Хотя нет! Три! Три раза клюнул! Она снова запричитала. ОТ ЕЦ Мать послала меня в магазин за солью. Воскресенье. Бабы налузгали возле скамеек слой подсолнечной ше­ лухи. Они часто, сидя на скамейках, судачат и скоблят друг другу го­ ловы ножами. Моросит дождь. Босые ноги месят грязь. Пустой базар. Изгрызан- ные коновязи. Лари, серые дощатые лавки. Здоровенные замки на них. Серые дома. Мокрые хибарки. Смеркается. Закат разметал рыжие патлы на полнеба. Среди этих патл запуталась острая зеленая звезда. Но главное — пусто на нашей улице. За эту пустоту я и не люблю воскресные дни. В будни хоть суетятся люди, работают, едут, идут. А сегодня — пусто. Даже ставни уже закрыты. Такие мертвые улицы иногда видишь во сне. И становится мне от домов без окон тоскливо, бесприютно и страшновато. В пору разреветься в голос... Я выбегаю на проспект, усыпанный огнями. По тротуарам двигают­ ся толпы людей. Казалось, все жители пришли сюда, поэтому так пусты и тихи дальние улицы. Громыхают по мостовой телеги, катятся и катятся пролетки, цокают копытами лоснящиеся лошади, извозчики покрикивают на лошадей и на прохожих. Люди толпятся возле деревянного кинотеатра «Гигант», воз­ ле «Госкино». Сияет окнами переполненный торговый корпус. Хорошо пахнут лавчонки, набитые арбузами, дынями, яблоками, урюком. Керо­ синовые лампы в них освещают узбеков в тюбетейках и черных, шум­ ных грузин. Здесь мне становится веселее. Я покупаю соль и снова иду своей улицей. После проспекта она ка­ жется еще глуше. Где-то загалдели, запели пьяные. Ноги мои ослабли, Я понял, почему еще не люблю праздники. И почему я сегодня не на­ хожу себе места. Сегодня воскресенье, и отец ушел в гости. Разбрызгивая грязь, не ощущая ее холода, я бегу домой. Задыхаясь от страха, останавливаюсь у ворот. Так и есть. Я слышу грохот и звон в первом этаже. Пьяный отец бьет посуду. Под железными сапогами хрустят ее осколки. Отец топчет медный самовар, даже громит плиту, выворачивая кирпичи. Я представляю, как в закрытый люк над лестни­ цей, ведущей в верхний этаж, он с грохотом швыряет табуретку. Там отсиживается вся семья. 3