Сибирские огни, 1967, № 5
И она полна была уже цепкого художническоговнимания ко всему, что было связано со страдой, жадно впитывала в себя людей, их лица, пластику трудового жеста, позы, игру света имысли в их глазах, краски •осенней степи. В ней совершалось уже как быстрогоепрофессиональное уточнение, выверка накопленных впечатлений, совершалась подготовка к ее собственной большой страде—страде художника. И потому Ольга Сергеевна охотно ехала туда, куда направлял ее Таловский. Так она оказалась на элеваторе пристани, куда стекались сотни машин с хлебом. Потоки машин текли по грязным дорогам медленно, нонепрерывно. Они казались одним живым сильнымтелом, напряженнымв невероятном усилили движения. Нескончаемой лентой вползали они в ворота элевато ра. Висела в воздухе крепкая шоферская ругань, ивсеився было полно нетерпения: «Скорей, скорей, скорей...» Караваны барж, наполненных хлебом, отчаливали, выруливали на стремнину реки и уходили к большим городам. И всюду Ольга Сергеев на ощущала все тот же высокий накал человеческого напряжения, чело веческих чувств, собранных в одно—хлеб народу. И это поражало ее воображение. Сколько же сил, сколько людей, очень разных, не похожих друг на друга, иной раз противоположных, объединяются в нечто единое и могучее, и это могучее движется, бьет ся, торжествует во имя того, чтобы каждый день в каждый дом страны приходил хлеб. Простой, теплый, добрый, незаменимый хлеб. Она вникала в их разговоры, споры и незаметно для себя влива лась в окружающую жизнь. Однажды вечером на элеватор явился Важенцев. Он что-то добывал тут для совхоза, менял, выпрашивал у администрации и опоздал на па ром. И очень рад был увидеть Ольгу Сергеевну. Сразу что-то придумал по своему обыкновению: — Ну, поехали... Хватит,—сказал он ей. — Куда?—изумилась Ольга Сергеевна. — На стерляжью уху, к бакенщику. — Да с чего же это? — Просто так. Для разрядки. Дьявольски обожаю стерляжью уху. Давайте, давайте, садитесь с шофером... Ганька! К Созонычу! В желто-зеленом овражке, сползающем к Иртышу, было тихо, от решенно. Струилась река. Домик бакенщика был крохотным, тонувшим, как в воде, в зеленоватом сумраке оврага. На кольях виселимокрыесе ти, валялись плетенные из ивыловчие «морды», две крохотные собачон ки лениво потявкали для порядка, но даже и не сдвинулись с места. Созоныч оказался могучим, рослым стариком, прямым, как строе вая сосна. Встретив Важенцева, он сразу полез в погреб за свежен ры бой. Уху варили и ели на берегу, вчетвером. Невообразимо^вкусной бы ла она. Откуда-то появилась бутылка «Московской». Сергей Ильич, ви новато поглядывая на художницу, разлил всем по стаканам. Вечерело, пахло дымом костра, река играла бликами заката. Ел Важенцев увлекающе, смаковал нежные стерляжьи бока, при хлебывал золотистой щербой... — Живите, дорогая моя,—успевал говорить рн,—смело живите, работайте, думайте, творите, любите, наслаждайтесь смело... Есть людишки, тайно или явно исповедующие воздержание от жизни. Жить, видите ли, опасно, можно умереть... Жалкие творения природы! А зачем мы на Земле? — Зачем же?—смеясь спросила Ольга Сергеевна. 91
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2