Сибирские огни, 1967, № 5

молодой бригадир и ночью, заявившись на полосу к своему агрегату, никак не захотел внять уговорам деда Ставерко. Встал сам у штурвала комбайна, отправив Сидора Михайловича спать. — Утром смените меня. Нельзя ломать наш график. Бакланов работал до утра, не ощущая усталости и после смены, решив подремать часа три, все не мог отогнать от себя думы и заснул лишь, когда лучи, бьющие в оконце вагончика, стали припекать щеку. Уснул так, как давно уж с нимне бывало. Только к обеду Даша кое-как растолкала бригадира. 62 «Ну право же славно... Просто и ничего лишнего». Ольга Сергеевна, отступая все дальше, чуть не опрокинула Талов- ского. Он только что вошел в клубную комнату, отданную ей под ма­ стерскую. — Ничего,— сказал он одобрительно, вглядываясь в плакат, изо­ бражавший комбайн в пшеничном поле. Текст плаката призывал следовать примеру Бакланова, агрегат которого, работая по скользящему графику, занимал машины в полосе двадцать один час в сутки. — А когда они спят?—спросила Ольга Сергеевна у Таловского. — По очереди... В том-то и штука. Взяли трех лишних людей и так все здорово организовали, что и спят нормально и машинам стоять не дают. Таловский объяснял все подробно и с такой гордостью, будто и он сам был членом баклановской бригады. Ольга Сергеевна не удивлялась вспыхнувшему огоньку доброй сла­ вы Николая Бакланова. И ей очень хотелось побывать в «Заре» и уви­ деть все самой. Удивлялась она другому: как легко и увлеченно ей работается, с каким жаром пишет она плакаты, лозунги, «молнии», разрисовывает ставший популярным районный «Крокодил». Искренне волнуясь при этом поиском шрифта, колорита, композиции своих, казалось бы неза­ мысловатых, произведений. И было у нее предчувствие того, что этой простой, как азбука, но всем нужной сегодня здесь работой она накапливает нечто важное в себе самой. Как бы грунтует себя, кладет основу для чего-то главного, что скоро должно наполнить ее творчество. Это были смутные, неясные чувства. Они еще не успели оформиться в мысль, в определенные за­ мыслы. Они лишь, как дрожжи, бродили в ней, вызывая то образ ночной степи, пронизанной огнями комбайнов, то комбайнера Бакланова у кост­ ра, среди его товарищей, то Колмагорова или Сашу на мостике комбай­ на или бескрайнюю хлебную степь в зареве заката. И—его. Калитина. На стане. В кабинете. В машине. Всюду... В свободный час, когда она перебирала степные этюды, рисунки, сделанные на колхозных станах, в совхозе «Ленинград», портретные зарисовки,—перед ней возникала пусть не четкая еще, не видная пока ей во всех деталях, но исполненная внутреннего величия картина стра­ ды. Страда!.. Что-то очень большое и очень человечное. Труд как лю­ бовь. Потому что тяжкий труд жатвы она понимала теперь как подвиг любви к людям. Ближним идальним. И она сознавала, что это понима­ ние, это прозрение пришло к ней от Калитина, от всего, что она здесь увидела и узнала. 90