Сибирские огни, 1967, № 5

вдоль бока печи, висели пеленки, неправдоподобно махонькие детские рубашонки, на клеенке стола—бутылочка с молоком, на горлышке— розовая соска. Услышав за спиной, как снова отворилась дверь, резко обернулся. С ведрами воды в обеих руках входила подвязанная теплым плат­ ком Феша. Николай подхватил ведра. — Куда их? — На лавку.—Феша размотала платок. И глядя, как непривычно, выплескивая воду, несет он через кухню ведра, усмехнулась: — Не тас­ кал, как вижу, дома-то. А теперь, видать... Нинка Ивушкина таскает... Свадьба-то скоро? Сказала, как хлестнула по лицу. Николай поставил на лавку ведра, зачерпнул воды ковшом, выпил и уж тогда, вешая ковш, ответил: — Братовья воду носят.—Повернулся и добавил: — В нашем доме мужиков хватает. А хозяйки там пока что и нет. — Зачем пришел?— хмуря брови, спросила Феша. — По делу. Феша уже стояла у печи, мешала кочергой головни. И то ли от жа­ ры, то ли от дыма или еще от какой причины глаза ее заволокло слеза­ ми. Она сдернула полотенце с гвоздя и вытерла их. Набежали снова. И опять вытерла, да и вовсе закрыла лицо полотенцем. Бакланов услы­ шал долгий всхлипывающий вздох. — Ты чего? Что случилось? Он и не знал, как очутился рядом с ней. Мягко стянул полотенце, заглянул влицо. Но она закрыла его руками. Зашептала: — И что же это за судьба такая мне досталась. Что же это я с со­ бой наделала! Или так мне и надо, так инадо... Злые эти слова успокоили Фешу, как может успокаивать безвыход­ ное отчаяние. Когда она взглянула на Бакланова, глаза ее были сухи и горячи. — Так на свадьбу, что ли, пришел приглашать?—уже с вызовом спросила она.—Приглашай, может, приду. Только... смотрите не при­ поздайте с венчаньем-то... Невеста у тебя днюет и ночует. Вся деревня жужжит... Бессовестная она, Нинка... — Дурочка ты,—со спокойной печалью сказал Бакланов.—Нет у меня, Феша, невесты... Ты же за судьбу свою, на которую плакалась, сама обеими руками держишься,—и вздохнул.—Семен приходит домой? Но тут вошла мать, иФеша ничего не ответила. Бакланов отошел к порогу, а старуха засуетилась, вытирая фартуком табуретку идвигая ее к Бакланову. — Садись, Миколаша, отдохни... — По делу я к вам,—сказал он, потупившись.—Может, поработа­ ете сколько-нибудь на току? Хлеб того и гляди загорится. Лопатить на­ до. Людей не хватает. Старуха чему-то обрадовалась: — Пошто, Миколаша, не поработать. Поработаю. Силов еще не лишилася... — Нет уж,—сказала Феша от печи,—я сама пойду. Толку от вас, мама, не много будет. —- Ну, смотрите... хоть которая из вас. Бакланов, торопливо простившись, вышел. Он шагал по улице, не догадываясь, что на лице его бродит улыбка. Ревнует. Феша ревнует его! Значит... не ушло, не погибло то, что было меж ними. Значит, ничего не погибло? И весь день как на крыльях летал по большому своему хозяйству 89