Сибирские огни, 1967, № 5
пельку холодноват. Как второй снег, что идет после оттепели, когда ра стаял первый. — В сводке видно,—уклонился от подробного рассказа Калитин. — Видно,— подтвердил Азаров.—Молодцы. Но это уже вчерашний день. Меня интересует завтрашний. В текущую пятидневку область должна дать двадцать процентов прироста хлебосдачи. Больше можно, меньше нельзя. Какозы перспективы? Калитин сказал, что перспективы крупного прироста процента хле босдачи в районе есть. — Разгружаем тока. Сдаем готовый хлеб. А дальше... — Что дальше?— уже вовсе студено спросил Азаров. — Спасибо за машины. — Тем более—дальше?—повторил вопрос Азаров. — Дальше, сами знаете, перемалываем мокрую пятидневку. — Следующая пятидневка должна дать не меньше двадцати про центов... — Нереально,—помолчав, отозвался Калитин. — Изыскивайте возможности, любые... Реальные и нереальные. В первой декаде октября область должна и будет рапортовать центру. На бюро вызывать не станем. Действуйте... Голос Азарова все еще металлически звенел в ушах Калитина, хотя телефонная трубка была уже нема. Он недоуменно рассматривал ее. Она равнодушно поблескивала. — Вот та-ак...—вслух сказал Калитин. Посидел, подумал. Взгля нул на часы. Пора было ехать в «Луконинский». Он покрепче натянул фуражку и застегнул кожан на все пуговицы, словно бы готовился к встрече с диким степным ветром. Но встепи было тихо: идождь тихий, итихи, мертвы намокшие, по кинутые поля. Как видно, иным стихиям должен был противостоять сек ретарь. Не темли, что бушевали вего собственной душе? Двадцать процентов! Смеется, что ли, над ними Азаров? Были, были такие командиры и в дни войны, безоглядным прика зом которых бралась высота ценой большой крови, ценой сотен челове ческих жизней. Ну, а тут хоть вся парторганизация костьми ляжет—не взять. Не видит, должно быть, Азаров из окон своего кабинета, даже мысленным взором, даже воображением своим не видит эти плачущие дождем поля. Навстречу шла колонна автомашин. Ползла, чуть двигаясь, побря кивая цепями, одетыми на колеса. Калитин отвел газик на кран больша ка и остановил его, пропуская груженные хлебом, укрытые брезентом машины. — Откуда хлеб?— прокричал он водителю головной машины. — Из «Нового». — Есть еще на токах? — Мокрый, есть. Ты, дядя, подвинься. Слазь, слазь в кювет, так твою растак... Ездиют тут...—матерился городской шофер, обросший, грязный, свирепый от усталости. Осторожно спустил Калитин «газушку» в кювет. И колонна про ползла мимо. Минут двадцать он выбирался из кювета, бегал в колок, вырубал молодые березки, чтобы положить под колеса. Сапоги, кожан, руки и лицо были в грязи. Хлеб все же идет. Пока. Сутки или, может бвыь, двое еще будет идти он по всем дорогам района к пунктам Заготзерно. А потом? Калитин приехал в «Луконинский», когда партийное собрание уже 6* 83
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2