Сибирские огни, 1967, № 5
— Георгия Севастьяныча Деревянко. — Партийное, значица? •— К сыну твоему по такому делу—пожалуй что не стоит...— Гри горий помял фуражку, вскинул серьезный взгляд на деда Ставерко: — А может быть, и присоветуешь—к кому из них с моимпоганымделом? Гляди-ка, совет ему понадобился от Сидора Ставерко! Всматриваясь в постаревшего и переменившегося Григория, дед Ставерко, тот самый «середняк с наклоном к бедноте», что первый кри чал о выселении Муравьева, ощутил вдруг, что минуло для них— с давностью ли, со старостью ли или с искупительной полнотой расче тов— время смертной непримиримости. — И што оно за дело у тебя?—спросил он не без важности. Григорий показал фуражкой на лавку у стены, приглашая сесть для какой-то, как видно, нелегонькой беседы. И сев, прислушался: не идет ли кто? А потом вполголоса, но показалось Сидору Михайловичу, что громово и зычно, бухнул: — Привез мне Ромка машину колхозного зерна. Спрятать. Поутру привез, как еще только рассветало... А было это так. Григорий Муравьев жил уже в своей не вовсе устроенной сырой землянушке, что наладил он на краю улицы, лишь бы скорей покинуть дом брата. Видел, боится его Роман. Боится стародавней деревенской вражды к Григорию, его кулацкого прошлого. Побаивается, должно быть, и того, как бы не спросил Григорий своего, схороненного Рома ном, добра. Нет, Григорий и не думал тягаться с Романом за оставленное иму щество. Не хотел и ссоры с ним, дорожа каждой крохой родственного тепла. Выкопал Григорий землянушку на краю улицы, накрыл дерном, сложил плиту, высунул поверх дерновой крыши свернутую из листа старого железа трубу. Роман не перечил. Снабдил разным старьем, обрезками досок, жер динами, дал кирпича. А Ставерко словно и не замечал появившегося в его деревне нового «двора». Были у Григория деньги, прикопленные на многолетней и хорошо оплачиваемой работе в леспромхозе, были и те, что получил он за про данный в Иарыме дом. Была, наконец, и государственная, честным тру дом нажитая пенсия. Купит весной где ни то старый, заколоченный дом, и будет у него гнездо. А покуда в землянухе перезимует. ...На рассвете этого дождливого дня Григорий услышал шум авто машины, и через минуту в крохотное оконце на полметра от земли во ровато застучал кто-то. Разглядел грязные сапоги. Сказав всполошив шейся старухе: «Спи ты»,— прошел два шага от лежанки к двери. У дверей, в сенцах, у подымавшихся наверх земляных ступенек стояла вода. В ней он и увидел отражение взлохмаченного брата. Мокрый, с красным возбужденным лицом, Роман поманил Григо рия пальцем наверх. — Тама зерно я ссыпал. Вон—в бурьянах. Закидай чем ни то, му сором каким, дерном. Ночью перетаскашь со старухой. Яму заготовь днем. К казахам сначала повез продать, да... раздумал. Раскоряченная фигура Романа, черная на фоне утренней зари, бы ла и смешна и жутка. — Ить ты. думал — я подлец. Так думал, братка? Мне с умом на- 69
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2