Сибирские огни, 1967, № 5

И, главное, конечно,— расписание Как бы ни бедовал ты в стороне от реки, а вы­ брался на берег, пусть даже в малый поселочек, где и причала-то нет,— садись на че­ модан и жди. И будь спокоен. Пароход может опоздать на час. На два. В осенние туманы—-даже на полсуток. Но он придет. Придет, накормит, напоит, спать уложит и обязательно доставит к месту назначения. Мы уж не говорим о прелестях речного путешествия, не зависящих от пароход­ ства. Тут, может случиться, и не повезет. Скажем, заладят маскировочные дожди, или поездка совпадет с таким временем года, что не удастся увидеть ни белых ночей, ни северного сияния. Мы, например, не видели. Зато мы любовались обскими закатами и рассветами, удивительным сочетанием нежных и пронзительных северных красок. Рас­ светы казались холодными и хрупкими, словно изморозь на стекле; а жидко-кровавые закаты были далекими и пустынными, как будто солнце пряталось не за край гори­ зонта, а за какую-то другую, бесконечно далеко расположенную грань. Они заворажи­ вали, дразнили тоскливое чувство затерянности, а громадность вселенной в такие ми­ нуты не разумелась книжно, а ощущалась физически, первобытно. А еще мы видели луну над Аксаркой. Ух, какая это была луна! В чистейшем, стерильном воздухе висел не диск, а явственный шар, бледно-желтая ледяная глыба с неровными, побитыми чем-то тупым боками. Она висела рядом, над ближайшей песча­ ной косой — четыреста метров по горизонтали и затем пятьдесят вверх. И было со­ вершенно очевидно, что это своя, аксарковская луна, и что в сорока километрах юж­ нее, над Салехардом, уже светит другая. Огромный желтоглазый циклоп наклонившись, рассматривал притихший посе­ лок — щепотку огоньков, брошенных на темную ладонь тундры. И поселок не выдер­ жал. Он вдруг взвизгнул и захлебнулся собачьим лаем. Несуетливые, полные достоин­ ства северные собаки, к молчанию которых мы успели привыкнуть за дорогу, истерич­ но лаяли и завывали на луну в несколько сот глоток. А теперь, дорогие наши читатели, бросьте в нас камень. И вы, самоотверженные труженики водного транспорта, ударники коммунистического труда и борющиеся за это зваиие,— тоже бросьте Бросайте — не стесняйтесь. Потому что сейчас мы, пропев­ шие восторженный гимн речному путешествию, начнем придираться, будем мелочно' брюзжать и, вообще, заявлять претензии, уместные, может быть, только на Большой земле, где-нибудь в фирменном поезде «Сибиряк», курсирующем между Москвой и: Новосибирском. Вспомните только, бросая камень, что и сами вы на любых широтах — посланцы Большой земли, ее полномочные представители. И тогда, возможно, рука ваша дрогнет. Итак, теплоход идет в Салехард. Мягко стучат в борта его волны Малой Оби, Ночь. Тишина. Покой. Но... покой нам только снится. — Теплоход подходит к пристани Шурышкары! — раздается вдруг в каюте.— Отдать носовую! Вскакиваем и, не разобравшись спросонья, в чем дело, бросаемся к шкафчику со спасательными поясами. А в каюте продолжают звучать лаконичные флотские команды: — Отдать кормовую! •— Завернуть носовую! . — Завернуть кормовую! И завершающая; — Отдать трап! Фу-ты!.. Причалили. Наконец-то!.. Оказывается, ничего подобного не произошло. Это просто идеал, к которому стремится каждый вахтенный. И когда он велит уже отдавать трап, возле носового кнехта, под моросящим дождичком, все еще чего то возится сгорбленная фигура матроса. — Ну, отдавай, отдавай носовую! —снова начинает вахтенный уже без прежнего корабельного шика. А матрос, видимо, отвечает, что вот, дескать, легкость куда-то затерялась, туда 44