Сибирские огни, 1967, № 5

просами», Андрей Лупан считает, что все это нарушает «равновесие сборника». С этим можно не согласиться, поскольку именно энциклопедизм и многообразие составляют саму стихию, существо «Авиаэтюдов». Сбор ник имеет подзаголовок «Стихи, написан ные в самолете» и этим как бы соотносит ся с множеством книг, выражающих «торопливый ритм путешествия» (а часто и просто случайность, торопливость, незре лость авторской мысли). Однако сходство с подобными книжками у Э. Межелайтиса ока зывается чисто внешним. Э. Межелайтис — создатель величествен ного символического образа Человека. Этот образ, по сути, стал главным и единствен ным в его поэзии: Не стихи пишу — воздвигаю м и р ч е л о в е к а . В этом жизнь моя и великая цель моя. (Перевод Ю Левитанского) Как кажется, в «Авиаэтюдах» поэт при ближается к достижению своей цели. В этой книге перед читателем действительно пред стает мир современного человека, постигаю щего сложнейшую действительность — XX век. Автор справедливо говорит: Для меня поездка —не идиллия, не туристский сантимент. Это труд. И потому считайте самолет —орудием труда. То, что лирикой зовут читатели,— для меня горячая страда. (Перевод В. Корнилова) Маршрут путешествия Э. Межелайтиса лежит в мир Человека Нашего Времени. Это человек созидающий, мыслящий, борющий ся, страдающий. Его победа трудна, но это всегда — победа, хотя бы она и была добы та ценой жизни. Герой Э. Межелайтиса — творец, мужественный и сильный. Это Огюст Роден, Роберт Фрост, Федерико Гарсиа Лор ка, Оскар Нимейер... Реальные, жившие и живущие люди. В стихах звучат их речи, разговоры, строки их стихов. Но произведе ния Э. Межелайтиса совсем не повествова ния о их «жизни и творчестве», не пересказ биографических данных. Напротив, поэт предполагает, что читатель уже должен знать о них самих и быть знакомым с их творениями. И все-таки стихи поэта доку ментальны, хотя документализм его совер шенно особый — символический. Каждый из этих реально существовавших и существую щих людей по-своему символизирует, оли цетворяет собой Человека, принадлежащего нашему времени. Многие стихи «Авиаэтюдов» (особенно цикл «Перспектива») продолжают традицию знаменитой книги Э. Межелайтиса «Чело век», где «аллегорическая анатомия превра щается в анатомию века» и «за лаконичными названиями отдельных стихотворений («Ру ки», «Сердце», «Глаза», «Губы», «Кровь» и т. д.) скрываются широкие лирико-философ ские размышления» (Йонас Ланкутис. «Че ловек» Э. Межелайтиса. М., 1965, стр. 55). Но теперь в подобных стихах поэт акценти рует внимание на человеческом разуме: Земля всем головам голова, громадная голова! Земля до сих пор зелена и жива, потому что умеет она — думать. Ты сидишь, подпираешь рукой подбородок, словно подчеркиваешь одно слово — думать. (Перевод С. Куняева) Смело мыслить! Постигать мир и себя! — этот скрытый призыв Э. Межелайтиса на правлен против суетности, бездумности, мельчащей и принижающей человека, ли шающей его самостоятельности. «Авиаэтю ды» противостоят многим, не редким еще у нас книгам, авторы которых преисполнены торопливого, судорожного желания отклик нуться — во что бы то ни стало — на все. А такие произведения, как правило, вред ны тем, что они приноравливаются к невзы скательным вкусам и внушают многим чи тателям, что поэзия легко постижима и что они понимают поэзию. В творчестве Э. Межелайтиса четко вы деляется черта, которую, казалось бы, труд но отнести именно к поэзии. Эта черта — основательность. У него нельзя найти так называемых «ошибок в исходных данных», в этом заключается, в значительной степени, убедительность его стихов. «Авиаэтюды» — требовательная книга. Она трудна для чтения. И здесь специфика ее. Читателя «Авиаэтюдов» ждут многие поэтические открытия, но лишь при одном условии: книга вводит в сложный мир сов ременного человека только такого читателя, которому «внятно все» (Блок); она является одним из тех поэтических творений, которые «предполагают ум также и в читателе», и не только ум, но и немалую подготовленность. «Авиаэтюды» — книга читательских удив лений! Стихи Э. Межелайтиса о природе — это что-то неожиданное и трогательное в книге планетарной, космической по своему масштабу. Она — не только гимн величест венному человеческому духу, но и само его запечатление. Широта и могущество Че ловека заключены в его способности вме стить в своем сердце «и в поле каждую бы линку, и в небе каждую звезду». Лучшее тому подтверждение — цикл из одиннадца ти «старых сонетов» «Лесная архаика». Лирический герой Э. Межелайтиса — че ловек трудной судьбы, который «причастен в жизни к холоду и голоду», которому «время выбелило голову, как стену глино битного барака». У него широкие взгляды и независимые суждения. Нет ничего более ошибочного, чем мне ние об Э. Межелайтисе как эпически спо койном поэте. Возможно, такое мнение свя зано с тем, что он по преимуществу певец утверждения, а не отрицания: утверждение, видимо, вообще требует более спокойной интонации, чем отрицание, не говоря уже о «философски, интеллектуально сложной ме тафоричности образов его поэзии» (Ланку- 380