Сибирские огни, 1967, № 5

волнением вспоминал, как Горький, пожи­ мая ему руку, сказал: «Пишите историю алтайского народа!» Эти слова запали Ку- чияку в сердце, и он с увлечением начал работать над романом из алтайской жизни, который, к сожалению, не успел закончить. Однако Кучияк не был склонен видеть в окружающем только радужные стороны. Так, его глубоко огорчало необоснованное переименование алтайцев в «ойротов». — В нашей истории,— говорил он,— был хан Ойрот; но почему алтайцы должны но­ сить его имя?!. Нашу область нужно на­ звать: «Горно-Алтайская автономная об­ ласть». С большим интересом Кучияк слушал мои рассказы о студенческой жизни, о кни­ гах, которые я читаю. Узнав, что я хочу поселиться в алтайском селе, он дал мне письмо к своим родственникам, жившим не­ далеко от нашей турбазы, в Бешпельтире Элекмонарского аймака. Мы покидали Аскат в один и тот же день: Кучияк шел пешком, кажется в Ой­ рот-Туру, я же направлялась в Бешпельтир, где собиралась прОжить около месяца. Часть пути мы прошли вместе, а затем простились, обменявшись адресами. В Бешпельтире, в деревянном домике на краю села, где широкая проезжая дорога поворачивает в горы, меня встретили две старые алтайки, которые не смогли прочесть письмо Кучияка, так как были неграмотны. Положив его куда-то на полку до приезда ожидавшихся недели через две молодых членов семьи, они сказали мне просто: «Жи­ ви. Раз Кучияк прислал, значит, живи». И доверчиво, как своему человеку, указали на сундук, который должен был служить мне постелью. Я вскоре узнала, что одной из моих хо­ зяек было 90 лет, другой — 60. Задолго до Октябрьской революции они крестились и получили русские имена: Татьяна Алексеев­ на и Клавдия Николаевна. Старшая жен­ щина почти совсем не говорила по-русски, более молодая объяснялась довольно хо­ рошо. Она рассказала мне все, что помни­ ла о своих молодых годах, а потом несколь­ ко раз водила меня в гости в соседние ма­ ленькие поселки, разбросанные по горам, где в то время во множестве встречались кочевые жилища (аланчйки). Знакомя ме­ ня со своими родными и друзьями, Клав­ дия Николаевна им поясняла, что «Ьа1а» (т. е. девочка), которая у них живет, при­ ехала «Моэкуабап» (т. е. из Москвы), Пос­ ле этого на столе появлялся чегень— вкус­ ный молочный напиток, который пенился, как вино; угощали нас и другими нацио­ нальными блюдами. Все ели, а потом дол­ го сидели молча, что казалось мне стран­ ным и необычным. С Кучияком я встретилась потом дваж­ ды в Москве, познакомила его с моим от­ цом, матерью и братом, которые пришли в восторг от его яркой, самобытной индиви­ дуальности, его детской простоты и непо­ средственности. Мы были с ним в Доме писателей на вечере казахского народного творчества, ходили вместе по Москве. В связи с приближавшимся окончанием университета и подготовкой к государствен­ ным экзаменам я редко писала письма. Был страшно перегружен работой и Кучияк. А затем началась война, порвавшая многие и многие связи. Я не нахожу у себя писем Кучияка после 1939 года. И все же Ал гай на всю жизнь остался близок моему серд­ цу. Когда комиссия по распределению окон­ чивших истфак МГУ предложила мне вы­ брать какое-нибудь место работы на пери­ ферии, я не колеблясь попросила послать меня на Алтай. Начавшаяся война изменила мои планы: я добровольно вступила в ряды действую­ щей армии в качестве военного переводчика и вместо востока отправилась на запад, так как мои знания немецкого языка в тот момент были всего нужнее. Во время войны я потеряла из виду Ку­ чияка и долго ничего о нем не знала. На­ конец, вернувшись с фронта и сделавшись, аспиранткой Института истории Академии, наук СССР, я неожиданно встретилась с его сыном Николаем, который с группой ал­ тайских студентов пришел в Институт исто­ рии на защиту диссертации Л. П. Потапо­ ва. От этого юноши, поразительно похоже­ го на отца, я узнала о кончине Павла- Васильевича Кучияка, который во время войны не покладая рук трудился на поль­ зу горячо любимой Родины и сгорел на- работе... В письмах Кучияка ко мне ярко отразил­ ся душевный облик писателя: его горячая любовь к народному творчеству алтайцев, сознание им своего общественного долга, а также постоянная поэтическая настроен­ ность большого художника. В письмах исправлены все случайные орфографические и пунктуационные ошиб­ ки, а также некоторые погрешности, свя­ занные с особенностями алтайского языка (например, с отсутствием в нем мужского, женского и среднего родов). Полностью со­ хранены язык и стиль писем (за исключе­ нием отдельных случаев, оговоренных о примечаниях). В квадратные скобки по­ ставлены слова, отсутствие которых затруд­ няет понимание текста I Многоуважаемая Елена Иоасафовна! Бесконечная радость мешает мне найти самое наилучшее слово поблагодарить Вас за книги, которые для меня ценны, и за письмо, которое [послал] мне товарищ я друг самый близкий. Из командировки вер­ нулся я к 15/1X. 37. Поездка по области, конечно, многого мне не дала, но зато оку­ плена сейчас полностью; настроение стало совершенно другое.. Четвертый десяток лет живу — такого близкого и дорогого товарища вижу впервые- с Вашей стороны. Вы даже твердо не обе­ 152