Сибирские огни, 1967, № 5

Так психологическая и социальная достоверность обоих, несхожих друг с другом образов — Катьки-буфетчицы и старой матери,— достигается через достоверность бы­ товую. Как-то в «Красном факеле» гостил режиссер из Чехословакии, опытный мастер, ставивший спектакли не только у себя дома, но и в других странах. Посмотрев «Са­ мую короткую ночь», он сказал о Морозкиной: «Какая правдивая актриса. Наверно, уже очень немолода?» Услышав, что исполнительнице нет и сорока, гость искренне удивился. И лишь увидев ее на другой вечер в спектакле «Повитель» А. Иванова, окончательно удостоверился в своей ошибке. Морозкина играла нищую девчонку Апте­ ку с такой же достоверностью, как и старую мать. Если история главного героя «Повители» Григория Бородина — это история его падения, то Морозкина играет историю выпрямления человеческой души. Вначале ее Аниска — совершенно забитое существо, немного даже блаженная. Уродливая мешко­ вина вместо пальто, из дыр на чулках видны голые ноги, и только большие светлые глаза смотрят наивно и доверчиво. Все рефлексы девочки откликаются ршшь на два раздражителя: дают еду или хотят побить. Когда Григорий, рисуясь перед Дуняшей, протягивает Аниске рубль, та в испуге отшатывается от него. Нет, нет, рубль ей взять невозможно, скажут, украла. Не по любви и даже не из жалости (эго чувство ему неведомо) оставляет ее у себя Григорий: просто нужна хозяйка в доме. А эта, нищая, должна за счастье по­ честь стать хозяйкой. Но Аниска не чувствует себя счастливой. Даже тогда, когда из дрожащей от страха, бездомной побирушки превратилась в здоровую молодую жен­ щину. «Ничего, в тело вошла...» —говорит муж, по-хозяйски ощупывая ее плечи. Анис­ ка не сопротивляется, но отвечает как будто совсем невпопад: «Уйду я от тебя». Значит, подняло голову в ней человеческое достоинство. Тяжелы стали попреки мужниными благодеяниями. Ожидание, а потом рождение сына временно отодвинули все иные чувства. Анис­ ка стала вальяжная, ходит по дому павой, чго-то напевает. Да и Григорий переме­ нился — мечтает о сыне. Потом —война. Муж —на фронт, Анисья —■на работу в кол­ хоз. И уже совсем другой человек —жизнерадостный, энергичный. Но вот вернулся Григорий. Не обнял жену, ласкового слова не сказал, и она как-то сникла вся, будто надломилась. Когда же закричал Григорий в раздражении,— повалилась на пол и, уронив голову на кровать, зарыдала тяжело, отчаянно. Казалось, все нажитое утеряно в один миг, вместе с возвращением Григория. Осталась только любовь к сыну. Но нет, живо все-таки Анискино сердце. Как цыпле­ нок пробивает яичную скорлупу и выходит из тьмы на свет, так и Анисью уже не загнать со свету обратно в скорлупу. Настанет день, когда она крикнет мужу: «За­ молчи, ирод!» А потом расскажет людям о нем все, что знает... Так играет актриса это возрождение человеческого в человеке. Аниска не была для Морозкиной «случайной» ролью. Актриса с особой теплотой и пониманием относится к судьбам (реальным и сценическим) простых, неприметных женщин. Вероятно, сохранилась в ее душе неистребимая память о матери, школьной уборщице, вдове, о работящих, терпеливых, иногда грубоватых, но всегда сердечных совхозных женщинах, рядом с которыми она жила и работала в годы войны. Они, задерганные, усталые, отправили ее тогда (во время войны!) из совхоза в Новосибирск, чтобы училась «на артистку». Поняли ее мечту, ее призвание... Аниска к финалу своей сценической судьбы такая же, как они, эти женщины. Оттого она так близка актрисе. Есть в репертуаре Морозкиной еще одна роль, которая дорога ей так же, а может быть, и больше, чем Анисья. Это —библиотекарь Анна Трофимовна Черемушкина из спектакля «Потерянный сын» А. Арбузова. Роль неброская, как и сама героиня, но с удивительно точной речевой характеристикой. Анюта говорит немного сбивчиво, употребляет чуть торжественные, «газетные» обороты очевидно, сказывается профес­ сия. А главное, сказывается ее благоговейное отношение к книге, к литературе, наив­ ное по форме, но высокое по существу служение избранному делу. Морозкина привносит в этот образ всю свою симпатию к людям подобного скла­ да и, солидаризируясь с драматургом, утверждает незаурядность таких вот скромных черемушкиных. Вспоминается что эту роль, наряду с Морозкиной, играла еще одна исполни­ тельница. Играла с теми же мизансценами, в том же ключе. По как все менялось! Анна Трофимовна была и милой, и доброй, но исчезло это ощущение незаурядности, это душевное горение, которое делало ее поведение таким естественным и понятным. Морозкина же, как и во всех своих лучших ролях, превращала житейскую достовер­ ность в нечто гораздо более важное и масштабное в полемику о призвании, о долге человека перед другими людьми. Она никогда не выходит на сцену «из-за кулис»: сценическая жизнь ее героинь — это продолжение реальной жизни. Не часто ^третишь актрису столь органичную в любых предлагаемых обстоятельствах - играет ли она в драме или в сатирическом спектакле Процесс работы над ролью протекает у нее мучительно, особенно над ро- 10* 147