Сибирские огни, 1967, № 5

Найдется ли человек, которого умилил бы вид вырубки? Или, пусть не вырубки, а прореженного, выщербленного, светящегося насквозь леса? Вряд ли такой человек найдется. А если ом где-нибудь и есть, то нипочем не откроется, потому что его не­ медленно заклеймили бы, как вурдалака. И правильно. Ах, человечество предпочитает умиляться лесами девственными, нетронутыми, кондовыми. Чтобы присутствовала в них корабельяость и разлапистость, чтобы под но­ гами была не оскальпированная, иссеченная шрамами почва вырубок, а припорошенная иголочками грибница. Здесь, на краю лесосеки, вспомнили мы, кстати, что всегда испытывали двоякое чувство, прочтя в газете, как в таком-то леспромхозе вместо энного количества кубо­ метров древесины заготовили в текущем квартале в полтора раза больше. Понимали, разумеется, что дело это необходимое, стране нужен лес ежедневно и ежечасно, одна­ ко ликовать по поводу славных побед лесорубов не могли. Обнаружили также, что не знаем по фамилии ни одного лесного Мамая и, нако­ нец, признались друг другу, что сами-то лично ни за что дерево не срубили бы: ни за какие коэффициенты, льготы и северные надбавки. В общем, стало нам немножко стыдно. За себя. За добрых своих знакомых, кото­ рые, сидя в городских, только наполовину паралоновых креслах (вторая половина — деревянная), любят посудачить о плачевной судьбе русского леса. А между тем есть другие люди, много людей, надо полагать, не менее ранимых (как можно отказать им в этом!), которые вынуждены лес валить. И не за такие уж высокие коэффициенты. А иногда и вовсе без всяких коэффициентов. Вот такие, не модные нынче мысли посетили нас на границе участка № 1 одного из крупнейших в комбинате «Томлес» Ергайокого леспромхоза. Того самого Ергайско- го леспромхоза, который: вывозит ежегодно 560 тысяч кубометров древесины в виде кряжей, шпал, тарной дощечки; добывает 180 тонн живицы, восстанавливает до 1000 га леса. И леспромхоза, который: оставляет на участках кроны и пни, забивает лес в бе­ рега Оби, сжигает в печах ценные отходы, словом, идеально иллюстрирует выведенную экономистами для отечественного леса формулу: две трети — в дело, одна треть — в распыл. Но об этом, как мы пообещали, речь впереди. На лесосеке переживался как раз далеко не показательный в смысле производст­ венного благополучия случай. Незадолго перед нами один из трактористов «наступил» гусеницей на тонкую лесину. Лесина взвилась на дыбы и рассекла трактористу висок. Правда, парень оказался крепкий — только потряс головой. И заявил, что желает остаться в строю. Ну, конечно, его перевязали и на автобусе выпроводили в поселок. И вот теперь это событие жарко обсуждалось, моделировалось при помощи сапо­ га и подходящей ветки (во как она пойдет,— разве ее, черта, удержишь!). Вспоми­ нали какой-то давнишний случай, когда одному рабочему ударил в голову сучок — «вот такусенький» (поднимался с земли прутик). И что вы думаете? Пришел домой, лег и умер. И все сходились во мнении, что напрасно он ложился,— так бы расходился, и ничего. Мы, в общем, поняли, что срубить дерево не такое уж легкое и безопасное заня­ тие, и с предосторожностями двинулись в глубь леса, туда, где раздавалась пила дровосека. Впереди рычал невидимый трелевочный трактор, стрекотали пилы, с великанскими вздохами падали деревья. Было, честно говоря, страшновато. Обыкновенный, мирный, надежный лес, который в детстве пугал только волками да лешими, обернулся вдруг коварной ловушкой, наполненной братоубийственными снарядами. Мы шли, как по мин­ ному полю. То и дело хватали друг друга за рукав, затравленно бормоча: «Стой! Ка­ жется, это дерево зашаталось...» Наверное, тут была определенная система, рисунок какой-то, не просто так они валились — куда которому вздумается. Но остановиться и разобраться в этом не хва­ 10