Сибирские огни, 1967, № 5
вдруг высоко взметнулось, выхватив из тьмы островок желтого песка. Заблестела бегущая вода. — Я не хочу, не хочу, чтобы все это ушло,—сказала она.— Вот здесь, на этом месте, у костра, совсем недавно Сергей Ильич Важениев говорил мне умные слова. И все было тогда ясно. Жить надо смело. Любить, работать, драться, радоваться—все смело. Почему же я долж на уехать? И будто быне было этой осени, ивас не было, и все это мне приснилось, придумалось. — Нет,—сказал Калитин,—все это правда. Он снова сел рядом с ней и привлек ксебе, повернул ее лицо, чтобы видеть глаза. В них были отблески костра. — Все это правда. И вы будете знать об этом всю жизнь. И я,— сказал Калитин. Он повел Ольгу Сергеевну к машине, усадил, ладонью убрал от ли ца ее рассыпавшиеся волосы. Бережно захлопнул дверцу и с другой стороны сел за руль. Машина поднялась по овражку встепь. Здесь было большое, убран ное поле. Опустошенное и безмолвное. Стога соломы стояли как древ ние курганы. — Побродим по степи. Простимся.—Калитин остановил машину. Шум мотора умолк. И все тут молчало. Они пошли по тропе. Молчало все. И звезды. Все было наполнено тишиной. Но и тиши на и все это огромное, опустошенное поле принадлежали им. Живое сердце человека владело этим. Оно одно давало всему жизнь и смысл. И тогда, когда шумела здесь битва за хлеб, и сейчас, когда двое, всего лишь двое вели свой тихий разговор. — Я знаю,—сказала Ольга Сергеевна.—Знаю, что так надо. На до. Но я просто не хочу. Вот и всё. Калитин следил, как бежали темные облака, то скрывая, то обна жая серп луны. Его устрашило это слово: «Всё». Он круто повернул Ольгу Сергеевну истал целовать ее волосы. Они пахли полынью. Он целовал ее глаза и губы. — Оленька, Оля! —глухо проговорил он.—Оленька! И умолк. Положил руки на ее плечи идолго вглядывался в темные глаза, в неясные очертания лица. И снова поцеловал. Крепко и строго. Прощаясь. Они вернулись к машине. Снова развертывалась, бежала, наступа ла на них дорога. Уже пробивался рассвет. Степь оживала. Ну с чем сравнить эти осенние в золоте скошенных хлебов степные равнины? Разве что с морем сравнить! Только оно, море, вот так, как эта безбрежная степь, рождает в душе тихое и радостное изумление величием жизни. И зреет желание потягаться с ней широтоюдуши, мужеством дел. Да и впрямь, не богатырский ли это подвиг: взрыхлить животвор нуюземлю бескрайней степи, на каждом вершке ее взрастить тугие пше ничные колосья и в пору жатвы вытрясти каждый колосок, чтобы ода рить людей солнечной силой хлеба. Разве это не подвиг любви? Той любви, что не уходит и не умирает. Любви к человеку.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2