Сибирские огни, 1967, № 4

Лукьяновского потребовали скорую помощь. Свалился прицепщик, сломал ногу. Пристань требует дежурного райкома. Пришли баржи за хлебом, а грузить нечем. Валя видит, как они покачиваются на черной воде Иртыша, чер­ ные огромные баржи. Баржи стоят. Там вышел из строя какой-то ме­ ханизм. А стоять нельзя. Нельзя спать и нельзя стоять в эти сентябрьские дни и ночи. Валины руки мелькают, летают по щиту аппарата. Гасят крас­ ные глазки. И все, все, что думает, делает, слышит Валя сейчас, имеет непо­ средственное отношение к ней. К ней, к папке, и к Саше, и к Вадиму Петровичу. Саша еще ничего не знает. Он не знает, что Вадим Петрович в больнице. Папка хотел съездить к Саше, привезти. Но все некогда. Что значит некогда? Как это может быть некогда, если случилось такое? Иногда Вале кажется, что папка не хочет, чтобы Саша поми­ рился с отцом. Почему? Но теперь Саша просто не может не поми­ риться. Надо быть очень черствым, бесчеловечным, чтобы не прийти к Вадиму Петровичу и не сказать: «Здравствуй, папа!» А тот пусть скажет: «Прости меня». А за что прости? За то, что они разошлись с Сашиной мамой? Нет, не за это. За то... Вале трудно определить это словами Но она знает, что Вадим Петрович виноват перед Сашей. Конечно, это Сашино пра­ во: признать отца или не признать... Только так было прежде. А сей­ час, когда он лежит с обгоревшим лицом и руками, весь в бинтах,— все изменилось. — Станция! Але... Автороту! Марыська, ты? Дежуришь, твою мать. Спряталась... На работу устроилась, мать твою? Не спрячешься... — Прекратите ругань! Сейчас же! — кричит Валя. — А ты не слухай. Это он авторотовской вахтерше звонил. Из хлебоприемного пунк­ та. Жирный, нахальный, пьяный голос. Валя бы таких... А он человек. Человек ли? У Маруси, авторотовской вахтерши, трое детей. Все от разных отцов. И все же Маруся, несмотря на свое легкомыслие и до­ верчивость и слабость,—человек. А эти, отцы... Кто они? Как-то все решится между Сашей и Вадимом Петровичем? Двое их, и так сложно... Очень хочется видеть Сашу. В выходной Валя хотела поехать в совхоз. Но не поехала. Сердце велит, а что-то не пускает. Один че­ ловек, и такие сложности. Как же все люди, все вместе договариваются между собой? Но это у нас... А все люди, на всей земле? Почему не могут дого­ вориться? Договориться, например, чтобы не воевать. Уничтожить эти проклятые бомбы. Уничтожить страх. Валя где-то читала. Нет, это Саша ей сказал, что на каждого человека уже имеется в мире восемь­ десят килограммов взрывчатки. Подумать только! Саша еще засмеял­ ся и сказал: «На тебя, пчелка, хватит и полкило..» Валя пришла вчера утром со смены, а мама плачет. Она только что пришла из больницы, от Вадима Петровича. И стала все рассказы­ вать и ругать Сашу. Когда она говорила про эти бинты, Валя сама чуть не заплакала. Уж завтра она обязательно доберется до совхоза. Хоть как, хоть пешком. Саша должен прийти к Вадиму Петровичу. Пусть хоть что, но должен. А папка неправ, неправ. И Валя скажет ему об этом. Это бесчеловечно. И Саше скажет. Холодно и строго. Бессонный глазок открывается. Это папка глядит. 36