Сибирские огни, 1967, № 4
Проводив необычно замкнутого и сумрачного Важенцева, Ольга Сергеевна обогнула клуб, пробралась через неубранный строительный мусор, вошла в бор и спустилась по обрыву к речушке. Сосны нависли над ней, кое-где осыпь обнажила их корни. Из зарослей смородины,, ивняка у самой реки, слышалось тоненькое цвирканье какой-то пичуги. Весть о том, что Вадим Петрович, этот несимпатичный ей человек, совершил нечто похожее на подвиг, во всяком случае проявил себя с совершенно неожиданной стороны, ее удивила. А вот Важенцеву и в голову не пришло удивляться. «Он же агроном!» — так объяснил Сер гей Ильич поведение Серебровского во время пожара. Ольга Сергеевна села на поваленную сосну. Прислушалась к птичьему лепету, к бормотанью лесного ручья. Было чуть-чуть груст но и беззащитно. Но это чувство постепенно исчезало, потому что при шли мысли о людях, с которыми привелось ей встретиться в этой командировке. Калитин, Бакланов, Важенцев, Серебровский. Подумать только: Вадим Петрович с риском для жизни тушит горящий хлеб! Что знает она об этих людях? Даже об этом юноше, о Саше? Как это трудно — знать человека. Прав Калитин. Должно быть, это и впрямь самое сложное искусство — узнавать людей. Даже Калитин признает ся... В чем признается? В том, что по-русски называется: «чужая ду ша — потемки». Ей захотелось представить, что делает в этот час, в эту минуту Калитин. Архипыч. И вдруг пришло на ум, что она поняла его. Поняла, почему он хо тел оставить ее здесь. Значит, он все-таки узнал о ней что-то и сделал так, чтобы она отодвинулась от него, успокоилась, подумала, погляде ла на себя через всех этих людей, с которыми столкнула ее здесь судьба. Прежде всего о них и через иих о себе, о своем месте среди людей. Так ли? Так ли она поняла его? По стволу сосны цепочкой шли муравьи. Крошечные, занятые сво им делом. Ольга Сергеевна положила на их пути травинку. Они пошли через нее, не замедляя движения. Говорят, что муравьи — это неудав- шийся эксперимент природы в поисках человека. Боковая, зашедшая в тупик линия поиска. Хуже им от этого или лучше? Ей вдруг захотелось работать. Немедленно. Без проволочек. Трудно и вдохновенно, как бывало иногда. Кусая губы, злясь на себя, отчаиваясь находить краски, линии, свет жизни. Она встала, подошла к ручью и стала плескать студеную, родни ковую воду на лицо, руки, шею. И так, мокрая, освеженная, жажду щая труда, вскарабкалась на косогор. Все-таки здорово, что природа нашла человека,— решила она,— А мне надо ехать туда, где большой хлеб, где самое пекло, где люди. И писать все, что им нужно в этой страде. Она вернулась в свою уютную комнату, стала лихорадочно, торо пясь, собирать вещи в чемодан. Успеет ли она уехать с Сашей? Даже если не успеет, то пойдет до парома пешком. Или сядет на попутный грузовик, на бензовоз, в бричку, куда угодно. Только сейчас же, сей час же туда, где Калитин. Где самая важная, самая необходимая жизнь. 48 Глазки автомата этой ночью не спят. И кажется, что красные они—от бессонницы. Область просит Заготзерно, Заготзерно —- райком, райком — автороту. Переговариваются хлебоприемные пункты. Из
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2