Сибирские огни, 1967, № 4

Надо бы еще халат и грелку,—добавил он, свирепо подмигнув Мише.— Ты один тут орудовал? — Товарищ Салопов помог. И Гнедик. Калитин не знал, смеяться ему или плакать над Мишиной моло­ достью и так неожиданно обнаружившейся глупостью. — Ты вот что...— сказал он,—вот что... Сейчас же мобилизуй этих товарищей... Салопова и Гнедика... — Насчет халата? — Халат потом... А сейчас общими силами, втроем, все вынести. И ковер. Вернуть диван на исходные позиции. Оставить одну постель на диване, с одной подушкой и другим одеялом. Возьми в гостинице. Ясно? Действуй. Проверю. Миша ошалело хлопал глазами. Подошел Салопов. Не сразу, но понял, в чем дело. — Я же просто для гостеприимства,— сказал Миша, ища под­ держки у Салопова,— Чтобы красивее было. — Вот и постели ковер этот в общежитии свердловским шофе­ рам,— сказал Калитин, уничтожающе взглянув на Салопова. — Гы! — засмеялся Миша.— Скажете тоже! — Обжегшись на молоке, на воду дуем,—пробормотал Салопов. И пошел прочь по коридору, не желая ввязываться в скользкий, :по его мнению, разговор и все же зафиксировав на всякий случай не­ почтительное отношение Калитина к Азарову. — Вот такие... такие, как эти...— что-то стал говорить Калитин и, резко повернувшись, тоже пошел, недосказав, боясь раскричаться. Возвращаясь к себе, он "не мог не думать об этом. Что значит исполнительный работник? Это значит хороший работ­ ник, на которого можно положиться. Но есть линия личного поведения. Предполагающая корректность, вежливость, признание достоинства любого человека — и подчиненного и руководителя. Но исключающая низкопоклонство, пресмыкательство, унижение собственного челове­ ческого и партийного достоинства. Вот с Мишей он об этом поговорит. Миша от молодости, от вели­ кого почтения. И, может быть, с Гнедиком поговорит. Этот от усердия. А Салопов? С Салоповым почему-то говорить не хотелось. Пора было ехать в «Красный Иртыш», как он наметил. Пора. Иначе завязнет тут на весь день. Калитин пошел через кабинет, чтобы взять фуражку, которая как всегда лежала на угловом столике, на горке кукурузных початков. На полу возле сейфа белела оброненная кем-то бумажка, какой-то вчет­ веро сложенный листок. «Л. А. Калитину». Видно, сам обронил. Развернул у окна, недоумевая, прочел два слова: «Спасибо. Ольга». Перечитал, чувствуя, как от сердца волной идет палящий жар. И глаза все вглядываются в эти короткие слова, что-то еще они пыта­ ются найти, узнать. А легкий клочок бумаги становится все весомей, ощутимо весомей. Словно бы и не записку он держит в руках, не два эти простые слова... Чудачка. За что спасибо? Он же был почти груб с нею. Нарочито невнимателен и равнодушен. За что же спасибо? Калитин постоял у окна, посмотрел на ромашки. Увидел вдруг спокойный лоб, золотистые брови, руку, закинутую за голову. Ольга... Оля... Зачем-то хотел положить записку в сейф. Поймал себя на глупо­ сти. Сложил ее, как была, вчетверо и порвал вчетверо. Бросил за окно, 91