Сибирские огни, 1967, № 4
ретарь не в обычном черном, поношенном кителе, а в синем костюме, и не в сапогах, а в полуботинках. Воротник белой рубашки, свободно откинутый поверх пиджака, оттенял смуглое от загара лицо. И само это лицо, высветленное, освеженное воротничком, с незнакомым выра жением беспечности и отдыха, не такое как всегда. Открытое и бес хитростное. И все это — одежда и выражение лица и расслабленная поза — делали Калитина уязвимым. Будто снял он некую броню и про глянули человеческие его слабости. В чем они —Ольга Сергеевна не знала. — Очень красивый,— сказала она, поддаваясь веселости, друже любию и покоряющему обаянию коротконогого директора. — А вы кто ему будете, женщина? —шутливо, милицейским тоном, спросил он. Калитин заторопился: .— Вот художницу вам привез. Член Союза художников Ольга Сер геевна Жаркова. — Ваша землячка,—протянула руку Жаркова. — Ленинградка? — Да. Теперь, уж сибирячка, с войны. — Это же здорово! Дьявольски здорово,— тряс руку Ольги Сер геевны Важенцев. Глаза его сияли.— Знатно, ей-богу, славно. Вот спа сибо, Архипыч! До блокады или после эвакуированы? — В сорок втором, по ледовой дороге. — С родными или там оставили? Потеряли? — Потеряла. Дочь и мужа. Эти внезапные, прямые и настойчивые вопросы, заданные другим человеком, могли бы показаться бесцеремонными. Но Важенцев зада вал их с такой душевной искренностью, близостью, не выпуская руки Ольги Сергеевны, будто встретил давнего друга и будто должно ему было задать все эти вопросы. Прошла молчаливая минута. Опуская руку Жарковой, Важенцев сказал: — У нас тут хорошо. Вам у нас понравится. — В гостинице места есть? — спросил Калитин. — Сделаем,—директор выбежал из кабинета и тут же вернулся. Он потянул и Ольгу Сергеевну на ток, куда собрались они с Калити- ным.— Именно там,— сказал он,— надо кое-что художественно офор мить.—Призывы, например, Доску почета. Чего там еще, секретарь? Краски дадим. Любой дефицит достанем. Колонковые кисточки нуж ны? Белила? Растворитель? — Откуда знаете? — удивилась Жаркова. Она шла рядом с ним. Калитин позади. — Были в юности поползновения... На фронт пошел с ящичком масляных красок, с этюдником. Думал, как Верещагин буду сидеть где- нибудь под кустиком и зарисовки делать...—Он вдруг закричал вслед грузовику: —Эй! Вот сволочь! Сыплет на дорогу. Важенцев выругался еще и побежал, подпрыгивая, за машиной. За ней тянулась прерывистая дорожка зерна. Потом остановился, постоял что-то бормоча... И пошел обратно. — Борька возит Мельниченко. Посадили сопляка на машину. Директор нагнулся, собрал горсть зерна с дороги и так понес его па открытой ладони, продолжая разговор как ни в чем не бывало: — Этюдник я сразу бросил, краски потом потерял... Одно теряем, другое находим. Свою часть потерял, партизан нашел.—Он взглянул на Ольгу Сергеевну.— Мы, кажется, все сверстники. А? Каждый из нас
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2