Сибирские огни, 1967, № 4

вых сумерках Бакланов заметил, как вынырнула оттуда грузовая машина. Поехал, было, мимо кошары. А что-то защемило совесть. Дай за­ верну, погляжу, зачем тут приезжали. Поставил мотоцикл, прошел в раскрытый, с оторванной и скособочившейся половиной ворот, темный зев кошары. Пахнуло сухотой, овечьим навозом, запахом запустенья. В углу светлеет ворох старой соломы. Топорщится она, как толь­ ко сваленная. Солому, что ли, привезли? Зачем? Пнул ногой ворох. Явилась недобрая догадка. На всякий случай пнул. За сапогом осыпалась мелкая и хрупкая прошлогодняя солома. Что-то под ней гладкое, плотное. Сунул руку. Зерно... Вот, значит, -как. Растерянный постоял Николай над своей неслучайной находкой. Гады! Уже рвут, щиплют урожай. Кто? Чья машина тут была! В конторе было темно. Куда же? К Ставерко? Решил отыскать Деревянко. И его не оказалось. На бригаде. Значит, все-таки к Ставерко? И Бакланов спешился у ворот Романа Муравьева. Он сам и вы­ шел к нему на кухню. — Заходь, заходь, дорогой куманек! Роман был в вышитой рубахе, не подпоясан. Босой, всклоко­ ченный. То, что он во хмелю, Бакланов понял не сразу. —■От стервецы, народ! — раздвигая толстые губы в непонятной я неуместной улыбке, покачал головой бригадир. — Со второй, говоришь, бригады? От шаромыжники. Шоферня это... С бору с сосны собрали. Помощнички!.. Феша! Иде мои сапоги? Из дверей горницы вышла Феша. Стройная, как и прежде, с высо­ ко забранными в небрежный узел волосами. Легкие, курчавящиеся пряди их выбились из прически. Она поздоровалась, чуть зардевшись незагорелым, прозрачным лицом. Прекрасные глаза ее сторожили что- то там, за спиной, смотрели на Николая, а слушали того, кто остался в светелке. Сына. Только сыну принадлежала она сейчас. Бакланов стоял, чувствуя, как заходится от нежности и от горечи его сердце. Стоял, переминаясь с ноги на ногу. Ожидая Романа, ко­ торый искал и все не мог найти сапоги. — Да вот они, прямо смотрят на вас,— сказала Феша, нагнув­ шись, и выбросила сапоги из-под стола. — Как Лукерья Гавриловна? — спросила Феша участливо. — Да вить! Ты чо жа, парень! Мы за тобой кульера послали! — заорал вдруг Роман.—Обратно у ей приступ. Докторша велела тебя звать. Срочна. — Что? Мама? — Иди, иди, без тебя управлюся. Дак в старой кошаре, говоришь? От, варнаки! От, бандюки! Феша! Иде мой пиджак? Бакланов уже ничего не слышал. Он бежал через двор, к воро­ там, к мотоциклу. «Доктор там ли?» Он страшился думать о непоправимом. 32 Лукерья Гавриловна умирала. Умирала крестьянская мать, сол­ датская вдова. До времени покидала она жизнь. Ей бы хозяйкой еще войти в новый дом Баклановых, женить сы­ новей, вынянчить внуков. Еще недолги были ее годы. 4 Сибирские огни № 4 49