Сибирские огни, 1967, № 4

— Што ли перекур, Игнатьич? — Кури, бабы,— машет рукой секретарь. И женщины окружают его, усаживаются на сухую траву, что соскребли с площадки тока, на сваленный тес. Минуты две молчат, отдыхая. Утирают раскраснев­ шиеся, вспотевшие лица, перевязывают платки, подбирают растрепан­ ные волосы. Невдалеке белеют хаты деревни, слышно, как горланит ошалев­ ший от жары петух. А со степи доносится прерывистый стрекот жаток. Он будет слышен весь день до глубокой ночи. Не жди теперь домой мужиков. Не жди до самого снега почти что. Только в субботу разве, в баню. — Ты бы хоть сам, што ли, закурил, Георгий Игнатьич,—преры­ вает молчанье Марфута.— Все бы мужским духом запахло. — Не курю. Язва не дает. Всю войну махру крепкую курил. Палил почем зря. И спиртишку когда перепадало. И ничего. Не слыхал ее стерву. А в мирное время вернулась. — Язва она и есть язва. Потому и называется,— замечает Степа­ нида Фетенко.—А по мне так хоть с тремя язвами — пущай. Токо бы дома... Мой-то здоровяк был. Ни единой червоточинки. Целу копну на стог вздымал. Молодой как забалуется, вскинет меня, как перышко... И кружит, и кружит... А я-то ране налитая была, не легонькая. По темному в светлых морщинках лицу Степаниды бродит улыб­ ка далекому, навсегда украденному войной бабьему счастью. — Марфуту вот не шибко покружишь,— отвлекает ее от груст­ ных дум Деревянко.— Обойдешь вокруг да и отчаешься. — Вот ты скажи, секретарь,— в отместку каверзно спрашивает Марфута,— мужиков в деревне свободных нету, а налог с меня за бездетность берут. Это как? Объясни-ка. Што ли, это я теперь от чу­ жого мужа дите должна заиметь? Где тут правда? Я дак смотрю, мне бы государство приплачивать должно, что моих женихов в войне по­ убивали. На сиротство и одинокость мою. Хотя бы на пол-литра в ме­ сяц давали, для веселья. Женщины смеются. — Видишь ли, Марфа Васильевна, и детишек ведь много от вой-, ны сиротами осталось. Кормить, обувать, одевать их надо, учить. Вот куда этот бездетный налог идет,— разъясняет Деревянко. — Сиротам я не жалею, конешно,— подумав, говорит Марфута.— А все обидно — вроде меня этим налогом за бездетность наказывают. А вон Манька Стрешнева трех нагуляла — ее, значит, поощряют — пособие дают, как матери-одиночке. Вроде как подначивают — и ты, Марфута, не моргай. Ну-ка объясни! — А ты, как я понимаю, свое и так не пропустишь. И чужого при­ хватишь! — прижмурясь уличает Деревянко под общий хохот. Георгий Игнатьевич достает из кармана газету, надевает очки, да­ вая понять, что игривым речам пришел конец. — Прочту я вам, бабоньки, одну тут статейку. Однако благому намерению секретаря мешает незаметно подвер­ нувший с дороги к току грузовик. Из кабины выпрыгивает человек в очках и полотняной шляпе. Он нерешительно приближается к жен­ щинам, не успев разглядеть среди них того, кто ему надобен. Но тут перед ним вырастает тощая фигура Деревянко, в майке, с высоко поднятыми острыми голыми плечами. Надвинута на брози рыжая меховая шапка. — Секретарь парторганизации колхоза «Заря» Деревянко слу­ шает. 41